Редкие придворные, попадавшиеся на глаза тальдену и его спутнику, замирали, отступали в сторону, а потом провожали необычного гостя негромкими перешёптываниями. Об эрроле Махрете ходила дурная слава. Никто не знал, откуда маг получил эту странную, пугающую способность возрождать к жизни с помощью убийства и сколько раз его руки обагрялись кровью. Кровью животных… А может, и людей.

— Чувствуете это? — У дверей, ведущих в комнаты покойной императрицы Эноры, изгнанник остановился. Замер, как будто взявшая след ищейка. Шумно втянул носом воздух и поморщился.

— Чувствую что? — напряжённо переспросил тальден, последние минуты боровшийся с желанием хорошенько встряхнуть дохляка мага. Чтобы не полз за ним тенью, ленивой черепахой, а действовал быстрее. И перестал бормотать, говорить загадками.

Чтобы он, Скальде, мог наконец вырваться из плена этого места и отправиться на поиски иномирянки. Не терять время понапрасну!

— Этот запах… Я уловил его ещё в парке. Гнилостный, кисло-сладкий. Тошнотворный, как сама смерть. А уж я-то не понаслышке знаю, какой у неё запах.

Скальде не чувствовал ничего. Кроме цветочного аромата духов Ани. Этот аромат дурманил, сводил с ума в ночь их свадьбы. Так пахла нежная кожа алианы, она вся, и он собирал этот запах с желанного тела губами. Впитывал его в себя вместе со стонами-всхлипами удовольствия своей ари.

Из ярких, но отдававших горечью воспоминаний Ледяного вырвало восклицание изгнанника:

— Вот здесь! Здесь сила этого человека ощущается ещё острее!

Эррол Махрет первым ворвался в спальню. Внимательно огляделся, пожирая укрытую саваном тьмы комнату жадным взглядом. Дыша тяжело, полной грудью, ведомый ощущаемым им одним запахом, рванулся к камину. Чтобы опуститься на колени и погрузить в золу дрожащие руки.

— Здесь что-то сожгли. Что-то напитанное его чарами. Я помню этот запах… Помню…

— Помните? — севшим от волнения голосом переспросил Скальде и нетерпеливо потребовал: — Если так, то должны знать похитителя. Эррол Махрет, мне нужно имя!

Маг облизнул пересохшие, растрескавшиеся на холоде губы.

— Несколько месяцев назад в Рассветном королевстве погибли двое: тальден и алиана. Им было лет по пятнадцать, ещё совсем дети. Оба стали жертвами кровавого обряда. Родители девушки наняли меня, чтобы по следам из прошлого отыскал убийцу. — Мужчина замолчал на несколько секунд, а потом тускло, безжизненно продолжил: — Преступника я так и не нашёл. А вот запах его запомнил.

Наступившее после этих слов молчание нарушил глухой голос тальдена:

— Сможете восстановить то, что здесь сожгли?

— Буду пытаться, но потребуется время. — Эррол Махрет поднялся с колен и добавил, видя, как каменеет лицо Герхильда, а за этой маской паника схлёстывается с ненавистью к похитителю: — Время и новые жертвы.

Этой ночью под шум прибоя спалось уже не так сладко. Вернее, не спалось вовсе. Я чувствовала себя бревном, непонятно с какого перепугу вместо лесопильни сваленным на кровать, и вздрагивала от малейшего звука. От напряжения ныли все мышцы, но расслабиться, сколько ни пыталась, так и не получилось. Лежала оловянным солдатиком, вглядываясь во тьму, и продолжала прислушиваться, подсознательно ожидая, что вот сейчас совсем близко кто-то начнёт стонать.

Но если кто и стонал, а также протяжно завывал (ну прямо как я в старые добрые времена в ду?ше) — так только ветер за окнами спальни. С ещё большей яростью обрушивались волны на скалистый берег; подобно войску, во что бы то ни стало вознамерившемуся взять штурмом неприступную крепость, и в унисон с ними под порывами разбушевавшейся стихии дрожали стёкла.

Наверное, из солидарности с мающейся бессонницей гостьей.

К утру погода испортилась окончательно и бесповоротно. В том смысле, что надолго. Беззвёздная ночь сменилась хмурым, пасмурным днём. Свинцовое полотно из туч растянулось по некогда безмятежной глади неба, забаррикадировав грешную землю от согревающих лучей солнца, став отражением потемневшего, бушующего море-океана.

Отражением моего эмоционального состояния.

Пожар в душе стих, притупилась обида на Герхильда, и теперь вместо этого чувства, с которым почти сроднилась, меня обгладывали, как кьёрд цыплячью тушку, тревога и сомнения.

Выражаясь словами песни, в Багдаде всё спокойно? Ну то есть в Хрустальном городе. Мало верится! Скальде не пожалел годы жизни, чтобы вернуть меня в Адальфиву. Пусть и только ради родовой силы. А теперь что, даже не почешется поднять тревогу, отправить солдат и самому отправиться на мои поиски? Ведь бред же!

Адельмар темнит, мутит и вообще ведёт себя странно. Под стать своему замку, вернее, его обитателям. Вот только зачем бы Талврину лгать? Чтобы окончательно разобиделась на тальдена, не взбрыкнула и не пожелала к нему вернуться?

Обо мне беспокоится или банально пытается удержать? Ариэлла обожает брата и считает его замечательнейшим из мужчин. И я, конечно, подруге верю. Но что, если алиана, привыкшая видеть в людях только хорошее (а в близком человеке — тем более) ошибается? Что, если я зачем-то нужна Адельмару, раз он и раньше так мною интересовался.

Спокойно, Аня, только без паники. Не будем бросаться из одной крайности в другую.

Встреча со служанкой, на которую вчера рычала Гритта — эта помесь Блодейны и придворной свахи, тревогу не притупила. Наоборот, я вдруг почувствовала себя морем, беснующимся за стенами замка. Как будто внутри одна за другой поднимались штормовые волны и разбивались о нервы, натянутые до предела. Истончая их до состояния паутины, которая в любой момент могла порваться.

Что-то «без паники» уже не получается.

— Скажи, — остановила я девушку, не отнимавшую взгляда от каменных плит, как будто было там что-то жутко притягательное или же его к ним приляпали клеем, — есть ли в замке, кроме меня, ещё гости?

— Нет, моя госпожа, вы одна, — комкая передник, тихо отрапортовала служанка. Настолько тихо, что пришлось к ней податься, чтобы расслышать невнятный шёпот.

— А слуг здесь сколько?

— Два повара, Фергюс и Паскель, конюх, эссель Гритта и я с Тинной.

Не густо. До поваров и конюха мне дела не было: готова поклясться, что узница — девушка. Тинну я в глаза не видела. Так может это она, бедняжка, наказанная за какую-нибудь провинность, мучается в подземелье?

Долго ломать голову не пришлось. Блуждая пустынными коридорами замка, я столкнулась с Гриттой и незнакомой мне девушкой, оказавшейся той самой трусихой Тинной, наивно верящей в призраков. Эта тоже казалась тихоней и боялась лишний раз поднять голову, но выглядела вполне здоровой. Не заплаканная, не измождённая. Разве что запуганная немного.

Очевидно, что не она квартирует в подвале и вечерами горько плачет.

— Доброе утро, эсселин, — чинно поздоровалась со мной «дуэнья», с самым кислым видом не преминув заметить: — Завтрак ещё не подали.