купец – были посланы Генрихом IV. Однако Генрих IV, умерший в 1610 г., конечно, не отправлял посольства в Москву в 1634 г., Людовик же XIII, отправляй он такого знатного вельможу, как Талейран (un homme d’une maison aussi illustre que celle de Tallerand), разумеется, (простого) торговца в сотоварищи ему не придал бы. Европа знала бы о таком посольстве, а оскорбление, нанесенное королю Франции, вызвало бы еще более шума.

Оспорив этот невероятный факт в первом томе своей книги, продолжает Вольтер, и видя, что басня Олеария пользуется известным кредитом, я счел себя вынужденным запросить разъяснений во французском архиве министерства иностранных дел, и там выяснилось, что́ именно породило ошибку Олеария. Лицо из фамилии Талейранов, действительно, существовало; страсть к путешествиям привела его в Турцию, без ведома семьи и без рекомендательных писем. В своих странствиях Талейран встретился с голландским купцом по имени Руссель (Roussel), агентом торгового дома, имевшего кой-какие связи с французским министерством. Маркиз де Талейран поехал вместе с ним в Персию; но, поссорившись в дороге, Руссель оклеветал своего спутника перед московским патриархом, и Талейрана, действительно, сослали в Сибирь; но он нашел способ дать о себе знать родным, и через три года государственный секретарь Дэ-Ноайе (Des-Noyers) добился его освобождения у московского двора.

Характерно, что Вольтер, отказавшись повторить в новых изданиях первого тома прежнее свое отрицание существования д’Эксидей, теперь, во втором томе, как бы отказывается, путем умолчания, признать, что д’Эксидей не был мифом. Не потому ли, что открыто признать его существование значило бы расписаться в своей ошибке? Между тем д’Эксидей существовал – это был тот же Талейран: с 1587 г. фамилия Талейранов носила пожалованный ей титул маркизов д’Эксидей[383]. Что-нибудь одно: или министерство иностранных дел, выдавая Вольтеру архивную справку о Талейране, не упомянуло о его маркизате, или самолюбие помешало Вольтеру прямо признаться в своих промахах. Как бы ни было, но строки, урезанные в первом томе, отзываются некоторым экивоком: Olearius prétend que le czar Michel Fédérovitz relégua en Sibérie un marquis d’Exideuil, ambassadeur du roi de France Henri IV; mais jamais assurément ce monarque n’envoya d’ambassadeur à Moscou. Фраза сама по себе не противоречит действительности: Генрих IV, как мы сейчас признали, в самом деле не посылал д’Эксидей в Москву, но… разве это уже означало, что д’Эксидей вовсе там не появлялся?

Много лет спустя, уже после смерти Вольтера, Миллер опубликовал в «Магазине» Бюшинга, в подтверждение своих указаний, новые данные в статье на французском языке: «Éclaircissement sur une lettre du roi de France Louis XIII au tsar Michel Fedorowitch de l’année 1635»[384]. «Очевидная опечатка у Олеария, – говорит Миллер, – будто Талейран был послан Генрихом IV, дала Вольтеру неосновательный повод отвергать как существование фамилии д’Эксидей, так и вообще все рассказанное Олеарием про посольство французского короля. Сомневаться относительно посылки Талейрана в Москву было позволительно: положительных доказательств таковой у Вольтера, действительно, не было; точно так же, зная, насколько труден для иностранца доступ (admission) к патриарху, тоже позволительно было не принимать на веру всех обстоятельств дела в том виде, как их передавал Олеарий; но идти в своем скепсисе еще дальше не было никаких уважительных оснований. Все согласны в том, что Вольтерова история Петра Великого не удовлетворила возлагавшихся на нее ожиданий. В этом убедились еще до обнародования книги по тем образцам, которые автор посылал в рукописи в Петербург. Меня просили сделать замечания. Я сделал их, но у г. Вольтера не хватило терпения воспользоваться ими – так торопился он отпечатать свой первый том. Я продолжал свои замечания и после выхода в свет этого первого тома и, конечно, не пропустил Талейрана, маркиза д’Эксидей без того, чтобы не поинтересоваться его существованием. Все это было послано автору. Именно с помощью этих замечаний исправил г. Вольтер в предисловии ко второму тому некоторые второстепенные ошибки, допущенные в первом томе; другие он извинил и взамен отплатил мне грубостями. Особенно он постарался не касаться фактов, которые заставили бы его покраснеть. Вот что называется быть автором, не желающим показать своих промахов»[385].

В словах Миллера, несомненно, слышится еще не потухшее раздражение; оно отвлекает его от прямой темы; по существу же, сведения французского министерства иностранных дел, в передаче Вольтера, вызывают в нем сомнения, и он, в целях разъяснения, печатает найденную им в русских архивах грамоту Людовика XIII к русскому царю от 3 марта 1635 г. и на основании ее делает некоторые поправки к Вольтерову тексту. Оказывается, Талейран был французским подданным, но в Москву явился послом от трансильванского князя Бетлема Габора, и Людовик XIII хлопотал за него лишь как за своего подданного, но не как за своего посла. Спутник Талейрана назывался не Руссель (Roussel), а Руссэ (Rousset); «Руссель» – простая опечатка у Олеария, и эту-то опечатку, иронизирует Миллер, автор сообщения, доставленного, по его словам, из министерства, повторяет чересчур уже добросовестно[386]. Кроме того, освобожден Талейран был по ходатайству не семьи своей и не Дэ-Ноайе, а самого короля, притом грамоту Людовика скрепил своею подписью тоже не Дэ-Ноайе, а Бутьер (Bouthillier). Вообще, предупреждает Миллер, предоставляю судить другим, в какой степени сведения Вольтера, в ответ на его запрос, могли быть архивного, официального происхождения[387].

Переписка Вольтера со своими друзьями позволяет нам несколько приподнять завесу.

Для проверки показаний Миллера и вообще для изображения необходимости опираться в своих выводах на одного его, Вольтер обратился в своему приятелю, графу д’Аржанталь. 12 ноября 1761 г. он шлет ему, по-видимому, уже повторную просьбу о высылке новых данных: «Пожалуйста, ради Бога, сообщите мне сведения о моем Талейране д’Эксидей»[388]. Характерно это сочетание двух имен: тожество «Талейрана» и «д’Эксидей» в интимной переписке Вольтер не отказывается признать. Не дождавшись пока ничего, он напоминает о своем желании месяц спустя[389], обращается к самому министру иностранных дел, графу Шуазелю[390] – в конечном результате цель достигнута: справка дана. Содержание ее нам неизвестно, но сам Вольтер заявлял, что «это именно то, что мне было нужно»[391].

Мы остановились на эпизоде «д’Эксидей» несколько долее, чем он заслуживал бы по своей незначительности; но сама мелочность факта наглядно вскрывает другую мелочность – ту, с какой подходили один к другому главные действующие лица этой «истории» и закулисной «литературной борьбы».

Вольтер приписал Олеарию ошибку, в которой тот не был повинен (Генрих IV вместо Людовика XIII), и в свою очередь ошибочно утверждал, будто никакого д’Эксидей не существовало. Когда ему указали на его ошибку, он не замедлил исправить ее. Вот и все. Стоило