Сердце Артема колотилось у горла, спина взмокла, как в бане. Ощущение потери свободной воли было кошмаром. В сочетании с подземельем это напоминало похороны заживо. Он никогда не страдал клаустрофобией, но сейчас спуск в каменный колодец с древним странным Иным за спиной вызвал чувство, близкое к панике. В животе ворочался ледяной шар тошноты. Иоганн заметил его страх и сказал с усмешкой:

– Не тряситесь так, молодой Инквизитор. Я даю вам гарантию, что сегодня же вы выйдете из всех этих дверей и отправитесь по своим делам целым и невредимым.

Отчего-то его слова мало успокоили Артема.

Тем временем они прошли через стальные решетчатые ворота (звон ключей, щелканье замков) и оказались в длинной слабо освещенной галерее. Воздух здесь был сырым и пах селитрой. Артем вспомнил рассказ Эдгара По «Бочонок Амонтильядо» и поежился. Добавить по углам человеческих костей – и будет готовая декорация для той истории.

– Где же собственно камеры? – спросил он, чтобы разрушить тишину.

– Перед вами. – Иоганн щелкнул пальцами, и под потолком вспыхнул шар тускло-серого света. В его сиянии Артем увидел два ряда дверей, обросших мхом настолько, что они сливались со стенами. В центре каждой двери находилось маленькое зарешеченное оконце. Привлеченные шумом и светом, к дверям потянулись заключенные. Они глухо шептали что-то – их голоса за годы молчания утратили звучность, грязные пальцы протискивались между прутьями решетки – к живым, свободным, беспечным Иным, спустившимся в преисподнюю; выцветшие бельма сквозь слои катаракты таращились на Артема и его проводника – запомнить это зрелище, чтобы лелеять его в памяти долгие месяцы и годы до следующего события в холодной сырой пустоте, мало отличимой от смерти.

– Здесь мы держим осужденных за не самые тяжкие преступления, – проговорил Иоганн тоном усталого экскурсовода, – расчленители, растлители, маньяки… Иные, чей разум поврежден и не поддается лечению. Да и кто захочет возиться с опасными безумцами? Любая бешеная собака более достойна жалости и милосердия, чем эти создания.

– Отчего их не казнят, если их преступления столь ужасны? – Артем сохранял внешнее хладнокровие. Он уже успел на этой работе насмотреться всякого.

– Они же больны. Казнить больного – морально ли это?

– В самом деле.

– Кроме того, законодательство все время меняется. Сегодня кого-то из них развоплотили бы без разговоров на месте преступления – для того Дозоры и патрулируют наши улицы, не правда ли? А пятьдесят или триста лет назад закон был мягче. К тому же здесь у нас изгои из самых разных уголков Европы. И в каждом уголке свои порядки. Идемте дальше.

Они миновали еще одни решетчатые ворота и оказались на узкой каменной площадке внутри сооружения, которое напомнило Артему крепостную башню. Сверху сочился бледный свет. К затянутому паутиной потолку цепями крепилась конструкция, похожая на строительную люльку. Иоганн ступил на нее первым и жестом пригласил молодого коллегу следовать за собой.

– Готовы увидеть настоящих злодеев?

Артем подавил в себе желание бежать прочь и шагнул в люльку. Заскрежетали цепи, и конструкция медленно опустилась в темноту. Освещенная площадка осталась далеко наверху, и теперь путь озарял лишь фонарь в руке тюремщика.

– Сколько же здесь заключенных? – спросил Локшин, глядя вниз, в черную бесконечность.

Его голос гулким эхом загулял между мокрых стен, отразился и исчез высоко вверху.

– Около восьми сотен. Примерно по одному на каждый год существования тюрьмы.

– И вы в одиночку присматриваете за всеми?

– Конечно. От меня не требуется многого.

Старик со своей странной улыбкой легонько потянул за «поводок», и Артем почувствовал лютый ужас. Он был бессильной игрушкой в руках этого Иного. Он мигнул – и вдруг полупьяный старичок исчез. На его месте стоял рогатый демон, окутанный черным пламенем, глумливая тварь с длинным дрожащим языком и горящими мертвым огнем глазами. Локшин отшатнулся и едва не упал во тьму.

– Осторожней, юноша!

Демона не было. Старенький седоусый Иной крепко держал Артема за рукав.

– Что случилось? Вам дурно?

– Ничего. Голова закружилась…

Иоганн усмехнулся, мотнул красным носом-грушей:

– Это все смрад веков. Селитра, плесень. Надышались, может померещиться всякое.

Люлька остановилась. На этом уровне не было площадки, и Иным пришлось прыгать вперед – в темный коридор без единой точки света. Артем с колотящимся сердцем оглянулся назад:

– Так это не дно? Ниже есть что-то еще?

– Есть, – кивнул провожатый, – но вам лучше там не бывать.

– Почему?

– То, что заперто там, – вне вашего понимания.

В руке у Поппа ярким пламенем горел факел. Откуда он взялся? В его свете Артем разглядел новую каменную галерею. Под потолком с писком заметались летучие мыши. Двери в камеры здесь были изготовлены из прочного камня, обтянутого толстой металлической сеткой. При появлении посетителей некоторые из них задрожали, сотрясаемые изнутри. Снова зашипели, забубнили неразборчиво голоса узников.

– Здесь мы держим особо опасных негодяев, – сообщил Иоганн, – жертвы их трудно исчислить. В этой камере – черный колдун из Мюнстера. Для создания философского камня он собирался использовать кровь тысячи девственниц. Его остановили на четвертой сотне.

Иоганн откинул заслонку на двери, и в свете факела Артем увидел квадратное стеклянное окошко. Оно было покрыто царапинами, словно какой-то зверь долго терзал его когтями изнутри. За их хаотичным узором мелькнуло белое, как сыр, лицо, водянистый глаз и длинная прядь седых волос.

– По соседству – ведьма из Праги. Она держала ресторан у Карлова моста и кормила гостей человеческим мясом. Ее заведение пользовалось популярностью много лет… А здесь – один Иной из России, ваш соотечественник. Из свежеприбывших, всего лет двадцать у нас. Считает себя воплощением Бога на земле и не раз пытался учинить апокалипсис. Впрочем, вам нужен кто-то из старичков, это дальше…

Они сделали поворот, спустились по еще одной лестнице, распугивая пауков, – и показалась новая галерея с каменными дверями. Заслонка в центре одной из них была сорвана, осколки стекла сверкнули на полу в лучах факела. Когда Артем проходил мимо, сквозь окошко протиснулась иссиня-белая тонкая рука, и длинные грязные ногти рассекли воздух у самого лица молодого Инквизитора. Он отшатнулся в ужасе – и рука исчезла.

– Смерть! – заливаясь счастливым смехом, прокричал голос из камеры. – Мое имя – смерть! Я трахнул смерть! Вы не запрете смерть в тюрьму, грязные похотливые свиньи!

Он говорил на английском языке. Дверь затряслась от бешеных ударов. Мелькнула голая грудь, затем худая шея в складках морщин и выкаченный белый глаз:

– Последние дни рода человеческого сочтены! Насладитесь телами друг друга – пока еще можете!