Проблема висела в воздухе в виде жирного вопросительного знака. Она не давала расслабиться ни на минуту, донимая своей навязчивостью, утомляя мозг и в то же время не давая отдохновения даже во сне. Спал ли он вообще эти двое суток? Навряд ли. Попытки делал, только успехом они не увенчались. Он все ждал, что ресурсы организма истощатся полностью, и тогда мозг отключится сам собой. Пока не дождался, а ведь с последней ночи, когда он еще мог спать, прошло часов семьдесят.

Странно устроена жизнь. Очень странно. Когда имеешь крышу над головой, мечтаешь о деньгах. Когда имеешь еду, мечтаешь о сне. Имеешь семью, мечтаешь об одиночестве, получаешь одиночество, возникает мечта о собеседнике. И так до бесконечности. То, что есть, вроде и не нужно, а то, чего получить не можешь, сразу переходит в разряд желаний первой необходимости.

Сейчас у него не было крыши над головой, почти не было денег, скудный запас еды и полное одиночество. Лишения его не вдохновляли, не заставляли почувствовать себя Робинзоном, первопроходцем или кем-то подобным. Они не «втыкали», как выражались «торчки-наркошники». Они сводили с ума, раздражали и выбивали из колеи. Весь список целиком, до единого пункта, был ему ненавистен. Но больше всего неудобств причиняло отсутствие сна.

Он и подумать не мог, что сон так важен для человека. О, как он хотел уснуть хоть на час. Не сном младенца, нет! О таком сне он даже не мечтал. Пусть будет поверхностный, полудрема, зыбкий сон, больше похожий на бодрствование. Плевать, пусть зыбкий, но только пусть он будет. Ради часа сна он готов пожертвовать половиной своих сбережений, оставшихся там, где осталась цивилизация. Да что половина, пусть забирают две трети, а это, поверьте, немалая сумма. И что? Наживет еще, главное, дожить. Выжить.

Вот она, самая важная проблема. Именно она не дает мозгу отключиться. Выжить! Как ему выжить, как пережить период невезения, как пройти через время, пока твоя жизнь скользит по черной полосе? Черт! Черт! Черт! Что делать, куда бежать, как спастись? Обложили со всех сторон, куда ни сунься, всюду дерьмо. Нырять в дерьмо он не привык, он всю жизнь благоухает розами и ходит в белоснежных рубашках. Почему же теперь все иначе?

Еще год назад ему казалось, что положение его настолько прочное, прочнее не бывает. В свое время он сделал правильный выбор, его расчеты оправдались, и теперь можно бы пожинать плоды. Но жизнь переменчива, переменилась она и у него. Самое обидное, что произошло это не внезапно, не в один момент. И сигналы поступали, важные, тревожные сигналы, на которые умный человек не мог не обратить внимания.

Он не обратил, проигнорировал, а ведь не дурак, понимает, как в мире все устроено. Но отмахнулся, наплевал на сигналы. Первый, слабый, но важный сигнал проигнорировал из бравады. Пусть, мол, фортуна со мной потягается. Посмотрим, кто кого! Идиот! Нашел, кого на бой вызывать. Затем звоночки полетели со всех сторон, и тогда бы остановиться, задуматься над тем, куда заведет его бравада. Но снова не задумался, прежние победы голову вскружили, корону на голову водрузили и сказали: не слушай никого, ты — царь.

И где теперь этот царь? Во вшивом болоте кормит комарье, вот где. А по пятам за ним гонятся все, кому не лень. Одни за деньгами охотятся, другие за душой, а кое-кто за его шкурой. Кого больше бояться? От кого убегать? Выбор незавидный. И денег жалко, и шкуру. С душой проще, ее вроде как и нет уж давно. Так он думал еще два дня назад и был уверен в своем выборе. А вышло иначе, выскочила душа из потаенного уголка, где благополучно прозябала долгие годы, и давай его терзать. Зачем, спрашивается, выползла? Чего ей в уголке не сиделось?

Кровь его на нас и на детях наших… Кто не слышал этой фразы? Кто из слышавших думал, что фраза эта про них сказана? Нет, речь не об Иисусе, только религиозного фанатизма ему сейчас недоставало. Но все же… Соотнеси слова со своими поступками, и получится, что сказано это про тебя. На чьих руках кровь Кадацкого? Разве не на его? Сколько ни смотри, сколько ни три, ни полоскай их в воде, а кровь эту уже не смыть. Пусть не он эту кровь пустил, но руки замарал. И душу замарал. Проклятую душу, которая сдыхала двадцать лет, да так и не сдохла.

Вовремя не убралась к праотцам, а теперь очищения требует. Не желает в грязи ходить, в крови невинной жертвы утопать. А он что может сделать? Ради пресловутой бессмертной души себя угробить? Под статью подвести, а то и под нож? Нет, на это он не подписывался. Жил без души столько лет и еще столько же проживет. Прекрасно проживет. Если выживет…

Костер окончательно потух. Впрочем, необходимость в нем отпала. Вовсю занималась заря, предвозвещая новый день. Что он принесет? Куда заведут его странные мысли, угрызения совести и прочие атрибуты благородных, порядочных людей? Не желает он быть порядочным, давно для себя решил, что этот путь не для него. Так зачем сейчас начинать?

А затем, что спать он сможет только тогда, когда кровь Кадацкого на руках высохнет. Без сна он сдохнет, физически сдохнет. Умрет, рано или поздно. Может, позже отпустит? Как-то договорится он со своей душой, раньше ведь получалось. Нет, на этот раз не договорится, он это понял тогда, когда порог подъезда в обратную сторону пересек и на вокзал рванул. Уже тогда понял, что кровь Кадацкого навеки к его рукам прилипнет.

Он — вор. Честный вор-одиночка. Он не убийца, никогда не был убийцей и не собирался им становиться. В этом и заключалась проблема, потому что теперь он не мог считать себя честным вором-одиночкой, противником насильственной смерти, отрицающим необходимость убивать. Теперь он сам убийца. Жить с этим невыносимо, спать с этим нереально.

Значит, остается одно: сдаться властям, рассказать все, что знаешь, а дальше — будь что будет. Осталось придумать, как это сделать, не подставив себя. Идти к ментам не вариант. Пусть он вне уголовной среды, вне их законов, но за такое его не пощадят. Располосуют похлеще Кадацкого, а этого-то он и пытался избежать, когда свалил из Москвы. Ради этого он перебрался сперва в вонючие бараки, а затем сюда, в не менее вонючее болото.

Тогда как решить проблему? Как выйти из положения? Как сделать так, чтобы реабилитировать себя в своих же собственных глазах и за «стукачество» ответ не держать? Может, письмо анонимное написать? Нет, письмо несерьезно. Вот аудиозапись — другое дело. Кому послать? Теперь он знает кому, спасибо случаю. Как воплотить это на практике? В принципе придумать можно, было бы желание. Была бы решимость. Завтра он займется этим вопросом, больше откладывать некуда, нервы на пределе, силы на исходе. Значит, завтра. Решено. С этого он и начнет новый день.

Солнце поднялось высоко над горизонтом, его лучи пробили густую крону деревьев, осветили кострище и шалаш, но Анархист этого уже не видел. Он привалился к стволу березы и мирно сопел. Сон свалил его внезапно, как только решение было принято. Мозг расслабился и отключился. Во сне Анархист улыбался. Чему? Кому? Кто его знает. Быть может, это бессмертная душа, добившись своего, улыбалась губами Анархиста. Так или иначе, покой к честному вору пришел.

Двигатель тихо тарахтел, лопасти неспешно разбивали водную гладь, моторка медленно шла по устью реки Большая Риса. В моторке сидели трое: сотрудник рыбнадзора по фамилии Белов, коренастый мужик лет сорока пяти в рабочей спецовке и с недовольным выражением лица, капитан Масленников и полковник Крячко.