Неожиданно площадку стремительно пересекла длинная легкая тень. Шатков выстрелил по ней, но промазал. Из-за камней опять донесся мат раненого автоматчика, на этот раз голос был слабее, глуше — автоматчик успел потерять много крови, начал бредить. Если его сейчас не перевязать — изойдет кровью. Из-за валуна выблеснул яркий огонь, взгорбок задрожал от пуль, впившихся в него. Шатков проворно нырнул вниз, успев краем глаза зацепить, что площадку пересекла вторая тень — такая же стремительная и легкая, как и первая. Стрелять по ней было бесполезно.

— Похоже, сейчас начнут обкладывать, — сказал он сам себе. — И бьют из пулемета.

Пулеметный грохот стих, взгорбок перестало трясти.

«Скоро полезут», — подумал Шатков и прислушался: недалеко в кустах хрустнула ветка под чьей-то неосторожной ногой, и вниз посыпались камешки. Шатков развернул пистолет в ту сторону, ткнул им в темноту, задержал в себе дыхание, превращаясь в слух, в зрение, — нет, ничего не видно, ничего не слышно. Опять, стало быть, горный козел лижет камни, хочет посолониться, либо змеи ловят пауков.

Пулеметчик снова ударил очередью по взгорбку, точно угодив в край его, чуть ниже Шаткова, возьми он одним метром выше, попал бы. Теперь стало понятно, почему они не гасят свет на площадке — из-за этого ловкого пулеметчика, тому надо хотя бы немного видеть… Шатков перекатился на другой бок взгорбка, чуть не вскрикнул от резкой, как ожог боли — в хребет, в самую середину костяшки впился остроугольный, поставленный топориком камень.

На противоположной стороне, на том берегу расщелины — там, где проходила дорога, возникло слабое шевеление, дрогнули макушки кустов, шевеление переместилось к площадке. Шатков, поняв, что вовремя засек подозрительное движение, проводил его стволом пистолета, перевернулся, зажав «макаров» двумя руками и навел пистолет на точку, где должна была появиться очередная тень.

Он высчитал точно: на площадку выпрыгнул легконогий человек в защитном комбинезоне с автоматом в руках и аккурат угодил под выстрел.

Взгорбок снова сотрясла пулеметная очередь. Поздно — Шатков уже нырнул под прикрытие каменной плоти, прижался к взгорбку всем телом, стараясь сделаться плоским. Рядом с его лицом отрикошетившая пуля расколола камень, острые крошки брызнули в разные стороны, несколько штук попали ему в правую щеку, до крови рассекли ее.

Шатков молча вытер кровь, выглянул из-за взгорбка — пулеметчик полосовал пространство вслепую, такой он не был страшен Шаткову, а легконогий… легконогий тоже не был страшен Шаткову, он лежал на площадке без движения. Конечно, через площадку Шатков пока никого не пропустит, но ведь площадку можно обойти и верхом, по срезу скалы, поросшему деревьями, по кустарникам полухребта, — и не так много на это надо времени, минут пятнадцать, от силы — двадцать.

Он перевел взгляд вверх, но ничего, кроме безбрежности вечернего пространства, не увидел — и деревья, и скальный срез, и буйный южный кустарник скрылись в непроглядной мгле. Даже звезд не стало видно — затянуло густыми, невпродых, облаками, от этой вязкой папиросной наволочи трудно бывает дышать даже здоровым, никогда не знавшим хвори людям.

В кустах снова возникло шевеление, Шатков стер кровь с лица, прицелился, взяв чуть выше тела автоматчика, которого он подбил последним — легконогого, самого наскочившего на пулю, задержал в себе дыхание, ожидая появления еще одного николаевского человека, но нет, человек этот не появился, — Шатков изготовился напрасно.

Пулеметчик утих, перезаряжая коробку с патронами — в старой коробке кончился запас, Шатков перекатился к обработанному пулеметчиком краю взгорбка, понимая, что тот будет обрабатывать сейчас другие места, втянул в себя сквозь зубы воздух — под хребет опять попал остроугольный камень. Он нащупал его пальцами, раскачал и выдернул из плоти взгорбка. Затем, чуть привстав, размахнулся и послал камень на площадку к машинам.

Звук был мигом засечен пулеметчиком, на площадке засветились прыгучие искры, забрызгали во все стороны, словно веселый фейерверк.

Сверху в кусты прямо напротив взгорбка с шумом свалился человек — он будто спрыгнул на землю из небесной выси, и Шатков дважды выстрелил на звук, не попал. Человек, оглушенный его выстрелами, затаился. Шатков откатился вниз, залег за тело Муллы.

Потрогал его руку. Теплая. Значит, еще живой афганец, не умер, — напрасно Шатков брал грех на свою душу. Грешно, конечно, скрываться за живым человеком, но другого выхода у Шаткова не было. Сейчас здесь станет жарко, по Шаткову начнет палить ловкач, затихший в кустах. Он уже примеряется, хотя сориентироваться не может — Шатков скрыт не только телом Муллы, но и тенью взгорбка, он буквально растворился в этой тени.

Площадка перед пещерой по-прежнему была пуста.

Через минуту из кустов напротив беззвучно вылез ловкий неприметный человек с автоматом, закинутым за спину, пополз через дорогу к взгорбку. Хорошо, что Шатков не спускал глаз с той стороны — он ожидал появления шумного мужика, свалившегося из поднебесья, и засек охотника. Шатков так и не понял, прикрывал «шумный» охотника, либо же они действовали каждый сам по себе, самостоятельно? Прикрытие «шумного» было слишком неуклюжим, даже более — он не прикрывал охотника, а скорее выдавал его…

Как бы там ни было, это сослужило Шаткову хорошую службу. Ему везло. Он взял охотника на мушку.

Охотник, словно бы почувствовав, что находится на прицеле, замер, прижался к камням, слился с ними, сделался почти невидимым. Шатков ждал, охотник тоже ждал — он чувствовал Шаткова кожей, комбинезоном своим пятнистым, маскировочным, ощущал опасность и оглядывал сейчас пристально взгорбок, тщательно ощупывая встревоженную выстрелами темноту: где он, неизвестный вражина-стрелок?

Нет, Шатков не шевелился, не выдавал себя. Подумал невольно: «Неужели в городе никто не слышит этой канонады? Должны же слышать! Здесь ведь горы, резонанс будь здоров какой, звук сам себя усиливает, стрельба волнами катится к людям… Неужели пулемета не слышно? Не может того быть! Этот дурак ведь целых две коробки расстрелял».

Приподняв голову, охотник, словно ящерица, пополз дальше, следя за ним. Шатков сместил ствол «макарова», не давая охотнику уйти с мушки. Если он подшибет охотника и завладеет его автоматом — тогда можно будет еще чуть повоевать. Главное, чтобы охотник подполз поближе, как можно ближе. Хотя что там, в автоматном рожке? Тридцать два патрона. Если рожок спаренный — два магазина слеплены вместе и перекручены крест-накрест изоляционной лентой, то — шестьдесят четыре. С другой стороны, у него наверняка есть подсумок, лифчик с запасными рожками, либо еще что-то. Не может быть, чтобы он вышел на охоту с одним рожком, без боезапаса… Главное, чтобы охотник подполз ближе. Как можно ближе…

Чуть ли не до боли Шатков