– Похоже на то, но я не уверена. Отведи лошадь в стойло и дай ей овса, Пудинг.

Они продолжили путь в деревню, где не увидели ни души. Было лишь слышно, как работают ролы на тряпичной фабрике да над пивоварней поднимались, несмотря на дождь, рваные струи пара. Лицо Нэнси помрачнело.

– То, что машины остановились, очень плохо? – неуверенным голосом спросила Ирен.

Нэнси усмехнулась:

– Ну, это не вопрос жизни и смерти. Тем не менее котлы могут остыть и потребуется много топлива и усилий, чтобы вернуть их в рабочее состояние. Я очень хотела бы знать, что там случилось.

На фабрике было пугающе тихо. У склада стояли две женщины, держа над головами плащ, точно зонтик. Они посмотрели на Нэнси и Ирен широко раскрытыми, полными страха глазами, и хотя Нэнси набрала в легкие воздуха, чтобы спросить их, в чем дело, слова замерли у нее на губах. Бóльшая часть работников столпилась у огромных раздвижных дверей новой котельной. Их плечи потемнели от дождя, они стояли сгорбленные, засунув руки в карманы, и глядели через двор на старый фермерский дом. Еще несколько человек собрались у двери в контору и ждали под проливным дождем, словно им что-то мешало войти внутрь.

– Что, черт возьми, здесь происходит? Почему никто не работает? – спросила Нэнси, подходя к двери конторы.

Ирен поспешила за ней. Дождь громко стучал по ее шляпе. Один из мужчин широко расставил руки, преграждая им путь, и Ирен узнала в нем мастера, которому ее в свое время представили. Его взгляд был настолько хмурым, что в горле у Ирен пересохло.

– Мисс Хадли, миссис Хадли, вам туда заходить не стоит, – сказал он мрачно. – Лучше этого не делать.

– Уйди с дороги, болван, – проговорила Нэнси.

– Мисс Хадли…

Нэнси оттолкнула мастера в сторону и прошла мимо него в сухую теплую контору. Ирен следовала за ней по пятам. Войдя, они остановились.

В течение нескольких мгновений Ирен не могла понять, в чем дело. Что-то лежало на полу возле старого камина, рядом растеклась лужа темной жидкости, блестящей, как масло, а вокруг сгрудились какие-то люди. В комнате стоял странный металлический запах. Запах мясной лавки. Волоски на запястьях Ирен поднялись дыбом, ее сердце громко застучало. А Нэнси бросилась вперед, упала на колени и затем замерла. Ирен сделала два шага по направлению к ней, но ноги у нее онемели и стали подгибаться. Она остановилась, не отрывая взгляда от страшной картины. В странной тишине комнаты, полной молчащих людей, Нэнси завела свой ужасный вой по покойнику. Он заставил Ирен задрожать, но она не могла на него отозваться. Она не знала, как реагировать на то, что предстало ее глазам.

Это был Алистер. Именно он лежал на полу, а темная блестящая жидкость оказалась его кровью. Шею покрывали глубокие уродливые раны, одна из которых захватывала также всю правую щеку – через нее виднелась серо-белая кость, а ниже свисал лоскут кожи. Алистер лежал на спине в неуклюжей позе с раскинутыми руками, с изогнутыми под странным и неудобным углом ногами. Глаза были открыты, и казалось, будто он смотрит на лампу под металлическим абажуром, горящую над его головой, словно загипнотизированный ее светом. Выражение его лица показалось Ирен чересчур мягким для человека, подвергшегося такому насилию. Но в конце концов, это же Алистер, подумала она. Верней, это был Алистер. Она тяжело вздохнула. Не оставалось никакой надежды на то, что безвольно лежащее на полу тело принадлежит живому человеку. Ирен почувствовала руку на своем плече, но не могла повернуть голову.

– Его нашли вскоре после начала первой смены, миссис Хадли, – тихо сказал ей мужчина. – Мы послали Кенни, нашего курьера, в Биддстон за констеблем, а тот вызовет подмогу из Чиппенхема, которая, судя по всему, понадобится. Они скоро должны прибыть.

– Почему не сказали нам? – прошептала Ирен. Она вспомнила, как щупала постель на стороне Алистера, ища остатки его тепла, как сидела за столом и ела яичницу. – Почему нам не сказали сразу?

– Никто не хотел оказаться тем, кто… – не докончил фразу мужчина. – Это все равно ничего бы не изменило, – добавил он с тяжелым вздохом.

– Мне следовало сказать, – произнесла Ирен севшим голосом.

Ей показалось, что она падает. Нэнси все еще плакала, стоя на коленях рядом с племянником, и Ирен знала, что ей нужно подойти и попытаться ее успокоить. Хотя это и не имело смысла. Нэнси нельзя было успокоить, и вид согнутой горем, сломленной женщины на полу был таким же страшным, таким же неестественным, как умиротворенное выражение лица Алистера.

Потом они какое-то время просто стояли. Нэнси плакала, Ирен смотрела на мертвое тело мужа немигающим взглядом, один из мужчин покашливал, а дождь стучал в окна, и вода журчала в водосточном желобе крыши. Неправдоподобность случившегося лишала Ирен малейшего представления о том, что делать, и по тому, как стоящие вокруг нее переминались с ноги на ногу и переглядывались, было видно: все они в той же мере ошеломлены произошедшим.

– Кому-нибудь следует увести женщин, – пробормотал один из рабочих, однако все остались на своих местах.

Заставить Нэнси покинуть контору или хотя бы предложить ей уйти – никто из присутствующих на это не решился. Ирен, однако, была уже к этому готова. Она даже сделала шаг вперед, хотя ее сердце билось так сильно, что его, казалось, можно было услышать, но сзади на нее налетела вбежавшая Пудинг Картрайт, мокрая и задыхающаяся.

– Вот где вы все! Глядите-ка! Кит явился на ферму с известием о несчастье, однако я знала, что этого не может быть… – выпалила она, но внезапно умолкла, заметив лежащее тело. Ирен повернулась к ней: лицо девушки было искажено и выражало такое глубокое потрясение и такое неверие в случившееся, что у Ирен оборвалось сердце. Затем Пудинг коротко вскрикнула и без стеснения зарыдала, словно ребенок, уткнувшись подбородком в грудь и вздрагивая плечами. Позади нее появились Джем Уэлч, садовник, и старый Хилариус, конюх, – люди, знавшие Алистера еще с детства. Их морщинистые лица были хмурыми и напуганными, и никто из них не произнес ни слова. Ирен ощущала настоящую какофонию запахов – мокрых тел, крови, лошадей, земли. Ее сознание затуманилось. Черные пятна зароились на периферии зрения, ее качнуло в сторону, и она сделала шаг вбок, пытаясь сохранить равновесие.

– Ну довольно, – произнес наконец Джордж Тернер, приказчик, решившись взять дело в свои руки. – Вы и вы, отведите этих трех леди обратно на ферму и попросите миссис Гослинг приготовить им сладкий чай. Они испытали шок, никто из них не должен был видеть его таким. Уверен, что констебль очень скоро их вызовет. И Пудинг не следует смотреть, как ее брата увозят в наручниках.

В одно мгновение Пудинг подняла голову. Ее лицо было в красных пятнах.

– Что? – ахнула она. – Что вы сказали?

Джордж так плотно поджал губы, что усы почти скрыли его рот.

– Тебе лучше вернуться домой, Пудинг. Или ступай на ферму вместе с миссис Хадли. Мы послали за твоим отцом, но он принимает тяжелые роды в Яттоне[64].