Сегодня подросткам разрешили поспать подольше. Бессонная ночь сказалась на всех, поэтому коридоры интерната по-прежнему пустовали. Завтрак было решено подать позже, а также отменили первые три урока. Когда Катя проснулась, то несколько удивилась, увидев на часах непривычные цифры 10:17. Она уже испугалась, что проспала, но, повернувшись лицом к кровати соседки, с облегчением обнаружила, что девушка еще спит.

Тогда Катя как можно тише начала подниматься с постели. И в тот же миг в ужасе закричала. Ее длинные волосы остались прядями лежать на подушке, на одеяле, часть из них соскользнула на пол. Девушка машинально коснулась головы, чувствуя под пальцами то, что сейчас неровными клочьями торчало во все стороны. Затем Катя увидела лежащие на прикроватной тумбочке ножницы, на которых был наклеен желтый листок с нарисованной на нем улыбающейся рожицей. В отчаянии Джоконда даже не замечала, что остальные девушки, разбуженные ее криком, удивленно уставились на нее. Кто-то рассмеялся.

Впервые за последние годы, проведенные в интернате, Катя не смогла публично сдержать слез. Они текли непроизвольно — девушка толком не осознавала, что плачет. В отчаянии она смотрела на свои срезанные волосы, и в памяти возникли слова, сказанные ею много лет назад:

«Мамочка, я буду растить их до тех пор, пока не стану выглядеть, как принцесса»

А потом вспомнились прикосновения теплых ласковых рук, которые бережно перебирали пряди, заплетая волосы в косички. Катя любила моменты, когда мама расчесывала ей волосы и делала прически. Когда папа заставал их за этим занятием, он улыбался и говорил, что пора им открывать салон красоты. И Катя мечтала о том, что, когда она вырастет, у нее будет самая лучшая парикмахерская во всем мире.

Катя выросла. Но мир вокруг нее сузился до периметра зеленого сетчатого забора. И до людей, с которыми она оказалась взаперти. Тех, кто хоть немного отличался от большинства, здесь растаптывали и уничтожали. И особенно беспощадными были к тем, кто пытался сопротивляться.

Катя чувствовала на себе всеобщие взгляды, слышала смешки и ехидные перешептывания, но сейчас все было как будто в тумане. Девушка не помнила, как ее пальцы торопливо нащупали одежду, как она оделась, как в спешке покинула комнату. Пройдя мимо окна, она заметила в отражении какого-то чужого, наспех остриженного человека. Непонятно, девушка это или парень. Какие-то пряди, что были позади, оказались длиннее и достигали плеч, но передние были выстрижены особенно коротко, почти под ежик.

Катя спустилась на первый этаж и без стука вошла в кабинет заведующей. Элеонора Владимировна сидела за столом и просматривала «личные дела» своих подопечных. После бессонной ночи лицо женщины выглядело уставшим. Без косметики она казалась старше своих лет, и темные круги под глазами подчеркивали это еще больше.

Услышав, как открывается дверь, женщина хотела возмутиться, что непозволительно врываться без стука, однако, увидев Катю, Элеонора Владимировна удивленно замерла.

— Я хочу, чтобы меня перевели в другой интернат, — голос девушки дрожал настолько сильно, что ей приходилось прерываться.

Заведующая по-прежнему молчала. В голове роились вопросы, почему девочка так выглядит, и, главное, кто с ней это сделал. Но слова Кати понравились женщине еще меньше. Она не терпела, когда кто-то смел разговаривать с ней в таком тоне.

Однако, видя состояние Беловой, Элеонора Владимировна все же решила говорить мягче:

— Сначала присядь и все мне расскажи. Я и так уже перевожу Ларина, но на то есть серьезные основания. Я не могу переводить всех подряд. Нужно учиться решать конфликты, а не убегать от них.

— Я не буду дожидаться, пока мои основания тоже станут «серьезными», — Катя проигнорировала предложение сесть. — Переведите меня и все! Не заставляйте меня вскрывать себе вены. В этот интернат и так уже зачастили врачи.

— Ты шантажируешь меня, деточка? — в голосе Элеоноры Владимировны послышались стальные нотки. — Не вздумай. Не играй со мной в эти игры!

— Я не играю.

Женщина смотрела на Катю и не узнавала ее. Уродливая стрижка не только изменила ее внешне, теперь даже ее голос звучал как-то по-другому.

Обычно эта девочка никогда не проявляла характера, и учителя отзывались о ней исключительно как о тихой и покладистой.

— Кто это сделал с тобой? — спросила заведующая, поднимаясь из-за стола. Она взяла графин с водой и наполнила для Кати стакан, однако девушка к нему не прикоснулась.

— Не важно, кто это сделал. Сегодня один, завтра другой. Переведите меня, как можно скорее, потому что в женскую спальню я больше не войду.

— Тебе отомстили за Ларина, я права? — продолжила Элеонора Владимировна. — Ты знаешь их имена. Назови.

— Говорю же, это не имеет значения. Вы… переведете меня?

С минуту Элеонора Владимировна колебалась. Она смотрела в глаза девочки, в глубине которых видела какую-то обреченную решимость. И заведующая поняла, что Катя выполнит свою угрозу. Белова находилась на той грани, когда уже перестают сомневаться.

— Я поселю тебя в больничной комнате, — наконец произнесла женщина. — Сейчас там никого нет, поэтому оставшиеся дни можешь пожить там. Последние проверочные напишешь заранее, тем более до каникул осталось двенадцать дней и новые темы объяснять не будут. А в другой интернат перейдешь уже вместе с Лариным, как только его выпишут из больницы.

Услышав эти слова, Катя почувствовала, как на глаза вновь наворачиваются слезы. Но теперь она сдержалась. Девушка больше никому не хотела показывать свою слабость.

— Спасибо, — тихо произнесла она и, не дожидаясь разрешения, покинула кабинет.

На уроках Катю больше никто не видел. Девушки оживленно обсуждали ее внешний вид, и Милана была одной из тех, кто громче всех хохотал над «изуродованной лохушкой». Брюнетка говорила, что теперь Джоконда является достойной невестой своего конопатого любовничка, и она от души желает им счастья.

Слушая ее насмешливые высказывания, присутствующие разражались очередной волной хохота, которая шумно прокатывалась по коридору.

Олег и Дима стояли чуть поодаль, наблюдая за веселящейся Миланой. Алина, Маша и Ира напоминали китайских болванчиков, которые кивали каждый раз, когда взгляд брюнетки задерживался на их лицах. Однако впервые улыбки подруг казались несколько натянутыми. Все три знали, кто «подшутил» над Катей, и теперь боялись представить, что может случиться с ними, если они когда-нибудь разочаруют «королеву».

Глядя на Милану, Дима неожиданно поймал себя на мысли, что впервые эта девушка больше не кажется ему привлекательной. Ее красота казалась какой-то неправильной, фальшивой, словно эту самую красоту кто-то налепил в спешке, не удосужившись посмотреть, на что ее клеит. Улыбка Миланы вдруг утратила прежнее очарование, а ее заливистый хохот и вовсе начал раздражать.

Из болтовни девушки Дима уловил, что Катя теперь прячется в больничной комнате и не собирается оттуда выходить. Также выяснилось, что разъяренная заведующая собирала всех девочек в коридоре и долго отчитывала их, угрожая чуть ли не колонией для несовершеннолетних. Однако все эти запугивания никогда не производили должного эффекта. Прапорщик в который раз накажет девушек работой, на какое-то время их лишат возможности смотреть телевизор и сидеть в интернете, но сладкая вендетта того стоила.