Вместо двух сравнительно слабых противников, которых поодиночке он мог бы давно одолеть, не подводи его непокорные воеводы, которые не умеют, а частенько и не хотят воевать, Иоанн получает вдруг одного серьёзного, непримиримого, вероломного, ещё более опасного в союзе с поднимающей голову Швецией, римскими папами и крымскими хешами. Конечно, пока Сигизмунд Август жив, ему предоставлено какое-то количество времени, чтобы изготовиться к новой упорной, на этот раз беспощадной войне, однако Сигизмунд Август, по слухам, болен смертельно, стало быть, этого времени с каждым прожитым днём становится всё меньше и меньше. К тому же само появление на белом свете Речи Посполитой, видимо, будоражит умы и соблазняет к измене своевольных витязей удельных времён, ведь с этой минуты каждый изменник не может не получить тех же прав, которые окончательно закреплены Люблинской унией для польских и литовских панов и шляхты, в особенности такое сладостное для самолюбия «либерум вето», когда своим единственным голосом любой Воротынский или Мстиславский может решить судьбу государя и государства.

Почти в один день и час, как на грех, Иоанн получает добытые его агентами сведения о двух новых заговорах, причём один из них грозит ему смертью, а другой грозит гибелью всему Московскому царству. Понятно, он не открывает имён этих людей и какими путями им открываются тайны, а до общего сведения доводит, будто из Великого Новгорода в Москву пробирается странник, бродяга, именем Пётр, родом, по слухам, волынец, и доносит по принадлежности, что старосты пяти новгородских концов да иные богатые новгородцы сговорились с архиепископом Пименом передаться Великим Новгородом и Псковом с волостями и пригородами в полное подданство к польскому королю, что писаную грамоту о своём единогласном решении составили и что сам Пётр видел своими глазами, найдя временное пристанище в Софийском соборе, как её хоронили за образом Божьей Матери, в тайнике, какие обыкновенно заводятся в храмах, куда закладываются важные ценности на случай набегов или иных передряг. Тогда же из Нижнего Новгорода соглядатаи, уже несколько лет окружающие князя Владимира Старицкого чуть не стеной, извещают царя и великого князя, что князь Владимир Андреевич тайно сносится с королём Сигизмундом и намеревается, уйдя за рубеж, переметнуться на польскую службу, что позднее найдёт подтверждение в иноземных архивах.

Трудно поверить, что оба намерения, претендента на престол и Великого Новгорода, отдаться польскому королю совпадают случайно, ведь всем известна давняя связь дома Старицких с именитым и властным новгородским боярством, недаром беспокойный Владимир Андреевич сохраняет в Великом Новгороде свои княжеские хоромы и соблазняет к себе на службу новгородских дворян. Иоанн и не верит, к тому же враждебные обстоятельства принуждают спешить: князь Владимир стоит со своим удельным полком в Нижнем Новгороде, тогда как турецкое войско в сопровождении подвижной, по всем направлениям рыскающей крымской орды уже на подступах к Астрахани, а недавняя беспричинная сдача Изборска опять-таки наводит на прискорбную мысль, что так же заговорщики со дня на день могут отворить ворота и Астрахани, и Казани, и Нижнего, и Великого Новгорода, и Пскова, после чего в руках турок и крымских татар окажется вся средняя Волга, а в руках польско-литовского короля — вся Ливония и весь русский северо-запад с побережьем Балтийского моря, а под удар интервентов может попасть и Тверь, и пристань святого Николая, и Вологда, укрепление которой не доведено и до половины, а бесполезные пушки пока что свалены в кучу — именно по этим направлениям могут устремиться объединённые польско-литовские силы, ведь Речь Посполитая спит и видит, как бы захватить московские земли и заодно уничтожить восточного конкурента на западных рынках.

Без промедления Пётр-волынец и кто-то из самых доверенных опричных людей отправляются в Великий Новгород, чтобы на месте проверить правильность его показаний. Другой доверенный человек следует в Нижний Новгород с повелением князю Владимиру с удельным полком прибыть в Александрову слободу. Сам Иоанн, обогатив новым пожертвованием Кириллов Белозерский монастырь на обустройство келий для себя и своих сыновей, возвращается из Вологды вместе с семьёй, чтобы вести новое следствие и готовиться к новому нападению, на этот раз отовсюду. В пути его настигает несчастье. Царице Марии неможется. Она тает у всех на глазах и вдруг умирает всего в одном дне от Александровой слободы. Его ближние уверяют, что она не выдержала трудностей длительного пути. Он не в силах в это поверить. Дорога обычная, дорога привычная, раз десять проделанная им вместе с ней, Царский поезд движется медленно, со всеми удобствами, с заранее приготовленными стоянками, царице не приходится и пальцем пошевельнуть, разве что поутру сойти со ступеней крыльца и поместиться в возке, а ввечеру выступить из возка и подняться по ступеням крыльца, да и нелегко по-настоящему утомиться молодой женщине, едва ли достигшей двадцати пяти лет.

Москва погружается в траур. По обычаю предков прекращены все дела. Подручные князья и бояре, служилые люди и дьяки облачаются в одежды смирения, как их называют, то есть в те же бархатные да камчатые кафтаны, только без украшений. Во всех часовнях и храмах служатся панихиды. Нищим раздаётся щедрая милостыня. В монастыри даются ещё более щедрые вклады на вечное поминанье отошедшей души.

Тем временем, ещё не свершилось обязательное поминовение девятого дня, не отпирована последняя тризна, неискоренимое наследие языческих предков, открывается тайное следствие. И сам Иоанн, и кое-кто из его окружения не могут поверить, чтобы молодая женщина померла ни с того ни с сего. На памяти у него такая же горькая, такая же ранняя кончина царицы Анастасии, тоже женщины ещё молодой. Тогда он был убеждён, что злые люди извели её чародейством, однако его трагическую догадку в ту пору некому было проверить. Ныне в особном дворе заведена по всем правилам служба тайного и явного сыска, составленная из самых проверенных, самых верных людей. Он предполагает, как и тогда, отравление, и его сыщики берутся за дело. Уже на десятый день траур приходится отложить. Ход розыска зовёт его в Александрову слободу. Выясняется, что один из поваров царской кухни в сопровождении брата, огородника, сытника и двоих рыбарей побывал в Нижнем Новгороде под видом того, что для царского обихода было необходимо сделать должный запас белорыбицы, и там имел встречу с Владимиром Старицким. Уже факт встречи удельного князя, претендента на место царя, уличённого в измене несколько раз, с царским прислужником, с поваром, из тех презренных холопов, каких до себя не допускает и самый захудалый боярин, сам собой представляется весьма и весьма подозрительным. Взятый под стражу и пытанный, повар Молява даёт показание заплечных дел мастерам, что князь Владимир Андреевич подбил его на чёрное дело — свести со света царя и великого князя, дал ему надёжное зелье и вперёд заплатил пятьдесят рублёв, и не для повара сумму громадную по тем временам.

Позднее велеречивые перебежчики Крузе и Таубе, ищущие заслужить себе оправдание своей службе у московского государя, возьмут на себя грех утверждать, будто ни в чём подобном бедный Молява не признавался, будто злодеи-опричники сами измыслили чернящие князя Владимира показания повара, лишь бы вернее сгубить честнейшего, благороднейшего, решительно ни в чём дурном не повинного князя Владимира Старицкого, будто, стало быть, повар с братом, огородником, сытником и двумя рыбарями пал очередной жертвой бессмысленного террора, единственно ради своего низкого удовольствия развязанного безжалостным деспотом.