еще что-то! — вскричал он. — Расскажите мне!

Элисон сквозь решетку могла чувствовать его дыхание.

— Что еще произошло той ночью, когда вы выбежали из дома? Расскажите мне!

Стены будки задрожали от громовых раскатов его голоса.

— Расскажите мне! — громко повторил он.

— Нет, — умоляла Элисон. Пот струился по ее лицу,

— Говорите, дитя мое. Расскажите все, что вы должны рассказать.

— Я видела своего отца, — с трудом выдавила она из себя,

— Да, — подбадривал священник. — Да! — Голос его был почти радостным.

— Я заколола его ножом! Но он был уже мертв!

Молчание обволакивало темные стены, словно паутина гигантского паука.

Послышались рыдания.

Бессильно запрокинув голову, Элисон утирала слезы. Рассказ о грязи и страданиях дался ей нелегко. Она чувствовала себя словно воздушный шар, из которог э выпустили воздух.

— Это все, дитя мое?

— Да, святой отец.

Казалось, прошла целая вечность прежде, чем он заговорил вновь.

— Вы ощущаете себя заблудшей, дитя мое. С тех пор, как покинули церковь и Хрисмга, вы потерялись без духовного пастыря. И сейчас вы должны дернуться к пастырю своему, что вы и сделали сегодня. Грех таит в себе неисчислимые опасности, дитя мое. Он порождает чувство вины, так и должно быть. Но грех нераспознанный, грех непрощенный может порождать подозрения и ложь. Ведь вина остается скрытой. Он вызывает к жизни страхи и пороки, существующие лишь на задворках сознания. Вот так вы вызвали все эти ужасы. Ибо жили в грехе, продолжая погрязать в нем. Вы должны искупить свою вину. И после этого вы вновь воспримете Христа в сердце свое. И рассеятся подозрения, и исчезнут пороки, и боль, о которой вы говорите, больше не будет терзать вас. Вы должны возвратиться к Христу и уверовать в него. Ибо он есть добро и, отвергая его, вы впускаете в свою душу зло. Вы должны снова уверовать в Господа нашего. Открыть ему свое сердце. Отринуть подозрения и самообман. Открыто принимать любовь своих любимых и видеть в любви лишь любовь, очистив ее от подозрений. И вернуться в лоно церкви Христовой.

Вы сказали, что-то заставило вас прийти сюда. Пути Господни неисповедимы, нам не дано их уразуметь — вот почему должны мы иметь веру, верить, что Бог наставит нас на путь истинный. Лишь когда вы искорените грех, воспримете Христа в сердце свое и уверуете вновь, исчезнут страхи и ужасы, и улетучатся сомнения. Забудьте о прошлом и уверуйте. И Он дарует вам силы бороться со злом, окружающим вас.

Чтобы направить вас на этот путь, я хочу, чтобы вы ежедневно читали молитвы, перебирая четки, начали снова посещать Храм Божий, приняли участие и уверовали в Господа. Как только вы почувствуете страх или сомнение, не колеблясь, идите ко мне. Теперь я отпущу вам грехи ваши и дарую вам прощение.

Элисон склонила голову и начала читать молитву.

Священник сидел, прижавшись спиной к стене. В темноте виднелись его густые волосы и брови. На лбу его выступили капельки пота. Он вытео лоб веснушчатой рукой в колечках седых волос.

— Это невозможно! — вскричал Майкл.

Редактор сел и, поправив очки, потер переносицу.

— Возможно ли, невозможно ли, — начал он, — но такого объявления никто не помещал. И никто за него не платил. — Он протянул Майклу газету. — Как видите, ничего подобного тут нет.

Элисон вышла из ворот старой церкви, еще раз взглянула на надпись над входом и скрылась в темноте

Двадцать минут спустя она открыла дверь квартиры Майкла, сняла пальто, повесила его в шкаф и прошла в гостиную.

Майкл сидел за письменным столом с бледным, окаменевшим лицом, подперев подбородок руками.

Элисон кашлянула, положила сумочку на кофейный столик и присела на диван.

В комнате царила тишина. Он был погружен в свои мысли, она — настороженно внимательна.

Майкл поднял глаза.

— Привет, — сказал он безо всякой интонации в голосе, сидя неподвижно, в странном оцепенении.

— Привет-привет, — ответила Элисон.

Он взглянул на ча?ы.

— Прошло два часа.

Она кивнула.

— Я прошу прощения.

— Я волновался. — В голосе его зазвенело напряжение.

— Да, я вижу.

— Неужели?

— Я не слепая, Майкл, и не сумасшедшая, как ты думаешь.

— Я никогда этого не говорил.

— Можем поспорить на эту тему.

Он отвел глаза и, глядя на льющийся сквозь незашторенное окно лунный свет, спросил:

— Как ты себя чувствуешь?

— Получше.

— Голова болит?

— Прошла.

— А тошнота?

— Тоже прошла.

— Хорошо.

Их бесстрастные голоса вторили друг другу, словно каждый ожидал, когда другой не выдержит и сорвется.

— Тебе не стоило убегать. Ты была в таком состоянии. Мало ли что могло случиться.

— Такова, значит, моя судьба.

— Ты поступила неразумно.

— Не я первая начала, не так ли?

Майкл неохотно пробурчал:

— Так.

Эхисон сняла туфли и зашвырнула их в угол.

— Можно попить воды?

— Зачем ты спрашиваешь?

Она встала, пошла на кухню и быстро возвратилась со стаканом в руке.

— И куда ты направилась?

— Каталась на такси.

— Два часа?

— Нет, я зашла в церковь.

Он нахмурился.

— За каким, интересно…

— Помолиться. Если когда-нибудь в своей жизни я действительно нуждалась в молитве, так это сейчас.

— Ты уверена?

— Да. Я исповедалась, и священник отпустил мне грехи. Голова прошла и меня больше не тошнит. Сначала была комната отца, потом распятие, и вот теперь это. Словно я возвращаюсь к себе. Словно все эти годы я была кем-то другим.

— Ерунда.

— Слово «ерунда» часто заменяет слово «я не понимаю».

— Кто же любил меня в таком случае? Царица Савская?

— Вполне возможно.

— Элисон! — Голос его звучал сурово, словно он вот-вот набросится на нее. Он замолчал, подумал и снова опустился в кресло. Посидел молча и прошептал:

— Ты же знаешь, как много ты для меня значишь.

Она кивнула и отвернулась.

— Пока тебя не было, я размышлял, — сказал он.

— Я тоже.

— О том доме?

— Нет, о тебе.

— Интересно? — спросил Майкл.

— Да, — сказала она.

Он перегнулся через стол.

— У меня тоже возникли кое-какие интересные мысли. Может, я был не прав. И все, что случилось, тебе вовсе не померещилось.

Элисон снова обернулась к нему, удивившись, что он, наконец, допустил такую возможность. Но все равно подозрение с него не снято. Восковая фигура миссис Кларк не забыта. В ушах у нее зазвучали слова священника: «Верьте, особенно тем, кто любит вас».

— Я в полном замешательстве, — произнес Майкл. — Я непрерывно думаю об этом, и что-то все время не дает мне покоя. Пора мне пойти взглянуть на этот злосчастный особняк поближе.

— Сейчас?

— Нет.

— Когда?

— Завтра. Утром. Если что, я разнесу там все.

Элисон внимательно смотрела на него.

— Я хочу пойти с тобой.

— Нет.

— Майкл.

— Нет.