числе моя дорогая Сара, оказались во главе отделения, и, честно говоря, они гораздо лучше организовывали работу младших врачей.

В конце 1970-х годов, когда я обучался хирургии, правительство объявило, что 32 крупных городских отделения неотложной помощи должны стать базой новой медицинский специальности под названием «неотложная помощь и медицина катастроф», которая существует до сих пор. Поскольку благодаря этой концепции в отделениях неотложной помощи избранных больниц оказался старший медицинский персонал, организация в целом стала лучше, и это значительно улучшило ситуацияю. Тем не менее оказание помощи пациентам, которых могло спасти лишь хирургическое вмешательство, оставалось сопряжено с серьезными трудностями. Если Соединенные Штаты постепенно решили эти проблемы, то мы – нет. Отсюда и мои приключения в Хэрфилде.

Говард Чемпион объединил исследовательские усилия с Дональдом Транки, пионером травматологической хирургии из Сан-Франциско. Транки собрал огромную базу данных смертей, наступивших в результате травм, и заметил четкую 3-модальную закономерность. Пик смертности приходился на минуты, следующие за несчастным случаем или нападением, когда человека в большинстве случаев еще не успевали госпитализировать. Эти жертвы, составляющие половину от общего числа, умирали от тяжелейших травм головного мозга, сердца или крупных кровеносных сосудов. Третий пик смертности был связан с осложнениями после хирургического вмешательства или сепсисом в легких или кровотоке. Опять же, в таких ситуациях редко получается предотвратить плохой исход.

Область, где можно было добиться существенных улучшений, – это 2-й пик, то есть когда раннее оказание эффективной помощи является необходимым для выживания. Многие пациенты с черепно-мозговыми травмами, доставленные в больницу без сознания, умирали от обструкции дыхательных путей и нарушений дыхания, а некоторые – от кровотечения из поврежденных органов, однако теоретически со всем этим справилась бы умелая хирургическая бригада. Такие смерти относились к категории «не удалось спасти», и я впоследствии стал применять этот важный описательный термин в кардиохирургии. Транки утверждал, что многих смертей можно было не допустить при условии более эффективного оказания помощи на догоспитальном этапе и в отделении неотложной помощи.

Чтобы проиллюстрировать преимущества хорошо организованной системы, Транки провел прямое сравнение исходов автомобильных аварий, после которых пациентов доставляли либо в крупный травматологический центр округа Сан-Франциско, либо в одну из больниц общего профиля округа Ориндж. Результаты были ошеломительными. В округе Ориндж треть пациентов с черепно-мозговыми травмами и две трети пациентов с травмами органов грудной или брюшной полости были обречены на смерть. И это в сравнении с одной потенциально предотвратимой смертью в округе Сан-Франциско. Важность раннего агрессивного вмешательства доказали еще во время войны во Вьетнаме, когда военных врачей, которые должны были очищать блокированные дыхательные пути или переливать универсальную кровь раненым, доставляли к пациентам на вертолете.

В тот период общественное сознание в Великобритании пробудил ряд катастроф. Естественно, взрыв в отеле «Гранд-Брайтон» во время съезда консервативной партии заставил политиков задуматься и сосредоточиться на этом вопросе. Как молодые и неопытные врачи могли эффективно лечить множественные травмы головы, туловища и конечностей? Были ли окружные больницы общего профиля способны снизить смертность пациентов со множественными травмами? В конце концов, политравма занимала только 2 % рабочей нагрузки отделений неотложной помощи, а хирурги, специализирующиеся на ней, не росли на деревьях. Когда в них особенно нуждались, они обычно занимались рутинной работой.

Для меня травматология была побочной работой, которая нравилась мне своей непредсказуемостью и впечатляющими результатами. Однако для большинства кардиоторакальных хирургов она была раздражающим и иногда даже пугающим отклонением от того, чему они обучались. Итак, когда мои книги и статьи стали популярными, меня, к моему большому удовольствию, пригласили принять участие в рабочей группе по травматологии в Королевском колледже хирургов. Наконец-то хирурги захотели сами улучшить ситуацию, и я был счастлив стать частью этих усилий как простой ординатор, пусть даже очень опытный.

Этот престижный комитет возглавлял Майлз Ирвинг, деятельный профессор хирургии из Манчестера, который ранее работал с жертвами крупных лондонских инцидентов. Одна из многих рассказанных им историй хорошо иллюстрирует взгляды, преобладавшие в ту эпоху. Будучи молодым врачом-консультантом отделения неотложной помощи больницы святого Варфоломея, расположенной в Сити, он занимался сортировкой истекающих кровью и задыхающихся пациентов, пострадавших в результате взрыва на Олд-Бейли. Главный врач больницы прошел по отделению и, на секунду остановившись, сказал: «Я вижу, что вы очень заняты, мистер Ирвинг. Я бы хотел остаться и помочь вам, но у меня заседание комитета через несколько минут». По моему мнению, эти слова хорошо характеризовали положение дел. В Национальной службе здравоохранения обсуждают, а не действуют. Кому есть дело до страдающих пациентов, когда нужно побеседовать с высокопоставленными лицами и принимать решения о финансировании?

Питер Лондон, бывший начальник Говарда и давний работник Бирмингемской травматологической больницы, тоже был членом комитета по травматологии – как вы понимаете, компания собралась впечатляющая. Работая на депрессивном фоне самодовольства чиновников, мы должны были установить факты, связанные со смертями от травм в Великобритании, и предложить пути решения проблем. Но, поскольку все мы были заняты на основной работе, Королевский колледж хирургов на 2 года нанял научного сотрудника, в чьи обязанности входил сбор информации.

Во-первых, мы провели тщательную оценку обстоятельств 1000 смертей от травм на территории 11 коронерских округов, охватывающих множество крупных городов и деревень. Почти половина этих пациентов умерли до госпитализации, остальные – после первичного осмотра и лечения. Примечательно, что большинство из них были молодыми людьми в возрасте 20–29 лет. Изучив все детали лечения и посмертного патолого-анатомического исследования, члены комитета отвечали на вопрос: «Если бы этот пациент оказался в укомплектованном персоналом и хорошо оборудованном травматологическом центре в американском стиле, удалось бы врачам предотвратить его смерть?» Нужно было дать простой ответ: «да» или «нет». Если как минимум 3 из 4 оценщиков отвечали утвердительно, смерть называли предотвратимой.

Данные свидетельствовали о том, что не менее трети больничных смертей были предотвратимыми. Более 300 пациентов из 1000 могли выжить.

Эти результаты не могут не огорчать, особенно если умершим пациентом стал ваш сын или дочь. У трети этих пациентов были черепно-мозговые травмы с внутричерепным кровотечением, поддающимся хирургическому лечению. У остальных было кровотечение в брюшной или грудной полости, которое не стало бы причиной смерти при своевременном хирургическом вмешательстве. «Не удалось спасти» – это подходящий термин. Действительно, 79 % пациентов, которых точно могла спасти операция, просто не получили ее. Им устанавливали множество катетеров, вливали растворы и вводили дыхательные трубки, но эти меры не останавливают кровотечение. Вспомните дыру в ведре. Без хирургического вмешательства введение раствора только усугубляет ситуацию. Пациент не получает ни эритроцитов, ни кислорода.

Одной из основных проблем, отмеченных нами, была неопытность тех, кто работал