Их расстреляли как на полигоне: с двух сторон залпы ППШ накрыли окраину деревни. Немцы падали как подкошенные, двое побежали в лес - с головой сегодня явно не дружили. Навстречу поднялась фигура в пятнистом комбинезоне: сержант Уфимцев бил по фашистам в упор, они дёргались как куклы в театре марионеток. Красноармейцы, спасаясь от пуль, повалились на дорогу, бренчали велосипеды. Двое выживших солдат залегли у них в тылу, стали отстреливаться, возмущению не было предела: кто посмел? Прыщавому очкарику пуля пробила каску, он уронил голову, второй подпрыгнул, пустился наутёк, выбросив автомат - бегать парня научили, а вот увёртываться от пуль не очень - автоматная очередь перерубила ногу, он повалился как срубленное дерево, покатился в канаву. Вторая очередь перебила позвоночник и он развивался в грязи как червяк, насаженный на шило, пускал пузыри. На ликвидацию конвоя хватило минуты. Все остались живы, пленные тоже не пострадали.

- В норматив уложились, товарищ лейтенант! - хохотнул Кошкин, возникая из-за дерева. - Можно выходить?

- Можно, Кошкин, сделай одолжение, - разрешил Глеб. - Мы же не байки, в лесу сидеть. Выходим, товарищи, не стесняемся.

Пленные поднимались, растерянно таращились на вырастающих из травы разведчиков, у многих пылали щёки, им словно языки отрезали, все молчали.

- А почему народ безмолвствует? - удивлённо спросил Глеб. - Не иначе стыд проснулся, а товарищи?

Народ подавленно молчал, отводили глаза. Немецкий солдат, распростёршийся на дороге, ещё подавал признаки жизни, пучил глаза, дрожали пальцы рук - короткая очередь оборвала мучение.

- Надо же, Онике воины, бойцы рабочей крестьянской Красной Армии, мать их в душу! - выругался Боровой. - Смотреть на них противно. Не повезло поблаженствовать у немцев в плену. Товарищ лейтенант, а давайте их тоже расстреляем!

- А давайте! - воскликнул Глеб. - Чего нам это стадо баранов? Пусть на том свете от срама обтекают.

Красноармейцы зароптали, стали покрываться бледностью. Толпа действительно выглядела жалко, у многих прохудились сапоги, вместо пилоток на головах были крестьянские шапки, заплакал светловолосый паренек - ему на вид было не больше восемнадцати.

- Разложились, братцы, дальше некуда, - посетовал Глеб. - Хоть бы одну винтовочку на развод оставили, а то даже не смешно. И как оно у деревенских баб? Утешают дезертиров, а вопросы интересные не задают? С вами, кстати, разговаривает лейтенант Шубин, командир взвода полковой разведки. Представители комсостава есть?

- Так точно, товарищ лейтенант! - из толпы, прихрамывая выступил невысокий грузноватый мужчина, в разорванной фуфайке. - Старшина Губанов, хозяйственная рота 29-ой механизированной бригады. Старше меня по званию никого тут нет.

- Ну понятно, - кивнул Глеб. - Это вам не с поросятами воевать, товарищ старшина. Как же вы так низко пали, позвольте спросить?

- Мы не дезертиры! - донеслось из толпы. - Здесь не только свинари, есть ребята из пехоты, из артиллерии… Мы воевали пока могли, в рукопашную ходили, потом командовать стало некому - немецкие снайперы весь комсостав перестреляли. В лес ушли, пытались прорваться через кольцо к своим уйти…

- Это так, товарищ лейтенант! - Губанов опустил голову, скопились люди из разных подразделений. - Командиров не осталось, всех в лесу заперли. Сначала ждали, что наши вернуться, потом отчаялись, разуверились, стали разбредаться по округе. В деревне хоть какая-то еда ещё есть. Мы виноваты, товарищ лейтенант, но поставьте себя и своих людей на наше место: голодные, без оружия, мы не знаем, где наша армия, насколько далеко продвинулся противник, что вообще происходит на фронте.

- Оружие здесь, старшина, - показал подбородком Глеб. - Восемь немецких автоматов, гранаты и полный комплект боеприпасов. Для начала неплохо, согласись! Пошарьте в ранцах, найдёте еду, разделите на всех. Рекомендую забрать накидки, прикрученные к ремням - полезная вещь… Я должен учить вас элементарным вещам, старшина? Раздать оружие тем, кто умеет им пользоваться, устройте засаду на немецкий разъезд - будет больше оружия. Тех, кто не хочет сопротивляться фашистам гоните к чёртовой матери, разрешаю расстрелять на месте! Сколотите отряд, хотите партизаньте, хотите выходите из окружения, только не ведите себя как бабы. Смотреть на вас тошно…

- Мы всё сделаем, товарищ лейтенант! - помимо стыда в глазах старшины заблестело что-то ещё. - Разрешите с вами пойти!

- Не разрешаю! Мы регулярное подразделение, выполняем поставленную задачу и не нужны нам обозы и тому подобное. Не выросли из коротких штанишек, Губанов? Няньки требуются? Действуйте товарищи, если не хотите сдохнуть в концлагере или помереть от стыда на допросах в особом отделе!

- Мы поняли, товарищ лейтенант! Мы всё осознали! - у старшины от напряжения побелела челюсть. – Спасибо, что выручили...

- Товарищ лейтенант, может на велосипедах прокатимся? - предложил Шуйский. – А что добру пропадать? Их восемь штук, все на ходу… Сколько можно ноги сбивать? Проедем сколько сможем, потом бросим…

- Шуйский, ты неподражаем! – Глеб вздохнул и задумался: времени действительно потеряли много, от чего бы не наверстать столь занятным способом: - Все умеют ездить на велосипедах? - он обозрел свой заулыбавшийся отряд.

- Все, товарищ лейтенант! - подтвердил сержант. - А кто не умеет, так и поедет - не умея.

Это был цирк на конной тяге, ещё бы про самокаты вспомнили. Склон оказался длиннее и круче чем представлялось, а тормоза у велосипедов работали как-то странно. Часть группы куда-то умчалась, расточая ругательства в тёмный лес. Шперлинг, по неумению, чуть не впилился в дерево - приноровиться к управлению оказалось непросто. Съезжая с холма, Шубин обернулся: старшина Губанов смотрел им вслед и укоризненно качал головой: дескать, сами как дети малые, а других учат жить... Спасённый красноармейцы собирали оружие, боеприпасы, кто-то стаскивал с покойного солдата практически новые сапоги… Может и выйдет толк из этой толпы - стыд порой сильнее страха.

Группа, очертя голову, пронеслась по деревне, благо дорожное покрытие позволяло, охал Шперлинг - его велосипед бросало из стороны в сторону, высовывались из избушек удивлённые старушки. До ближайшего леса было открытое пространство. Не прогадали с подвернувшимся транспортом - по дороге, где-то слева, пылила немецкая колонна и никто не бросился за велосипедистами - ездить на них могли только солдаты вермахта. Разведчики раскраснелись, крутили педали, влетели в лес, облегчённо перевели дыхание. Дальше пошло сложнее: лесная дорога петляла не только в бок, но и по вертикали. У грязевых луж приходилось спешиваться, катить велосипеды рядом с собой и иногда даже взваливая на закорки.

- Ну всё, хватит! - выдохнул Шубин. - Повеселились и будет… Бросайте колеса в кучу, дальше своим ходом.

Так неохотно расставались с велосипедами, детство вспомнили. Могли бы и дальше на горбу тащить, но приказ подобной трактовки не допускал. Шубин оказался прав: в болоте с этой техникой особо не разгуляешься - кто же знал, что окажутся в болоте, кишащем миазмами и водяными. С тропы пришлось уйти. Слева звучали голоса, заводился и глох мотор. В низине было сыро, темно и чисто по-человечески страшно. Острые ветки лезли в глаза, земля под ногами мягко проваливалась. «Хоть за руки держись!», - мрачно пошутил Курганов.