— Пойдем, Илва… — удрученный шепот Арраэха вырвал ее из тяжелых размышлений. — Нам пора…

Делая всё машинально, они оба поправили одежду, натянули маски и начали присматриваться к тому, с какой стороны крыши спуститься было бы наиболее безопасно. Арраэх снял с пояса прикреплённый моток веревки, телекинетическим влиянием укрепил ее, привязал конец к нескольким каменным выступам и обернулся к Илве.

— Я пойду первым, а ты за мной… Справишься?

Девушка обиженно надула губы, пытаясь скрыть за эмоциями всё еще не отпускающую печаль.

— Ты во мне сомневаешься? — оскорбленно пробурчала она, и ее искренние эмоции так позабавили правителя, что он тут же сбросил с себя напряжение и мягко улыбнулся.

— Ничуть не сомневаюсь! Более сильных женщин я ещё не встречал...

Илва замерла, широко распахнув большие черные глаза. Он что… ее похвалил? Он ею восхищается?

Почему-то девушку наполнил просто детский восторг. О боги, да она совсем свихнулась!

Но чувство довольства от его похвалы затмило даже неприятное ощущение, оставшееся от предыдущего разговора. Разговора, который лишал надежды на отношения с человеком, о котором определённо точно мечтало её сердце...

_________

*История Руэля и Исиды — первая книга цикла

** История Нэя — третья книга цикла...

Глава 37. Арраэх ли?

Скрип телеги был таким пронзительным, что на этот звук оборачивались все и даже те, кто должен был уже привыкнуть к шуму обычного столичного утра. Бедно одетые ремесленники сновали по улицам столицы в поисках новых рабочих мест и способа сбыть свои товары. Более удачливые жители разбрасывались деньгами, покупая дорогую посуду или нарядные одежды. Оборванцы тоже не отставали от кипучей деятельности остальных и шныряли отовсюду, пытаясь срезать кошелек у незадачливого покупателя или стащить с прилавка какую-нибудь еду.

Телега со старым скрипучим колесом ворвалась в эту суету слишком резко и привлекла к себе пристальное внимание.

И не было бы в ней ничего примечательного, если бы она не везла на себе невероятного по здешнем меркам человека. Послышались изумлённые возгласы, мгновенно переросшие в испуганные шепотки, и улица наполнились гомоном. Ведь на телеге, связанный веревками, восседал… монах Храма небожителей.

Его длинные всколоченные волосы не были «украшены» сединой полностью: несколько черных смоляных прядей рассекали белизну и немного портили впечатление. На бледном исхудавшем лице виднелись кровоподтеки и ссадины, но взгляд полуприкрытых черных глаз, устремлённый в никуда, пугал своей сосредоточенностью и решимостью.

— Монах — преступник???? Как это возможно???? — слышалось вокруг. — Кто связал его? Что он сделал????

Любопытство жителей Муари выплескивалось наружу, превращаясь в реки домыслов и сплетен.

Телегу конвоировали два имперских солдата, сопровождающих монаха, видимо, в местную темницу.

Сэйни, случайно оказавшийся свидетелем этой шокирующей сцены, тоже замер, пытаясь уложить в разуме подобное событие. Монахи были всегда окружены великим почетом, и никто не мог их тронуть даже пальцем. А если кто-то из этих служителей неба всё-таки оступался и совершал какое-либо преступление, над ним вершили суд только представители его религии, но никак не император.

Что же должен был совершить этот монах, чтобы его отдали на подобное унижение???

Когда до дворца осталось всего несколько улиц, узник неожиданно ожил. Он поднял голову, обвел всех жутким хмурым взглядом, и некоторые могли поклясться, что в глубине его глаз вспыхнул жуткий огонь, обещающий всем смерть.

— Я отказываюсь! — вдруг вскричал служитель не своим голосом, заставив даже лошадей испуганно заржать. Люд отшатнулся, конвоиры побледнели, не решаясь осадить пленника, а монах одним рывком разорвал верёвку на руках и еще более громогласно прокричал:

— Лучезарный оставил нас! Да здравствует Гардияр — спаситель мира!!!

Вздохи ужаса наполнили улицы Муари. Началась паника. Подобные святотатственные слова были настолько ужасны, что услышавшие их побоялись оказаться проклятыми. Они сорвались со своих мест, разбегаясь по домам и лавкам, а имперские солдаты замерли в страхе, не зная, расправиться ли им с преступником на месте или всё-таки везти его дальше в темничный дом.

Сэйни тоже вздрогнул от неприятного ощущения. И хотя он никогда не был чрезмерно религиозен, но даже ему показалось, что дерзость этого отступника переходит все границы.

Так открыто призывать и славить Гардияра могли только крайне опущенные личности. Этот бывший монах Лучезарного был однозначно достоин самой мучительной смерти.

А дальше произошло что-то еще более невероятное. Этот худой и изможденный мужчина ловко освободил от веревок и свои ноги, соскочил с телеги и одним рывком стянул с седла имперского солдата. С бедняги соскочил шлем и покатился по дороге с противным звоном.

Монах выхватил меч из ножен гвардейца, но его товарищ уже пошёл в атаку, замахнувшись на преступника плетью. Однако плеть не достигла своей цели: монах ловко отпрыгнул в сторону, а потом в каком-то головокружительном прыжке сбил и второго противника с коня.

Несколько ударов эфесом меча по голове — и гвардеец в полной отключке. Та же участь постигла и второго, а когда монах тяжело дыша, поднял голову и огляделся, улица оказалась абсолютно пуста.

— Во славу Гардияра! — попробовал выкрикнуть он, но вместо этого из его горла вырвался надсадный хрип. Но монаха это не смутило. В его чёрных глазах сияла решимость, которой всё было по плечу.

Быстро присвоив себе оружие воинов, мужчина влетел на одного из коней и галопом отправил его вперед, в сторону самых отдаленных кварталов столицы…

Сэйни осторожно выглянул из-за угла, смотря в спину удаляющемуся смутьяну. Его интуиция вопила, что об этом сумасшедшем монахе он еще услышит, и не раз…

* * *

Монах и его побег были забыты сразу же, как только Сэйни свернул в соседнюю улочку и отправился в резиденцию сайна Ореога. У него созрел один безумный план по покорению сердца Буйной и упрямой Илвы, и именно сегодня он намеревался его осуществить.

Да, еще совсем недавно он считал, что единственное, необходимое ему в жизни, то есть имя и деньги, у него уже есть, и мечтать уже попросту не о чем. Но Сэйни понял, что ошибся, когда вновь повстречал на своем пути Илву.

Как же она была хороша — яркая, фигуристая, огненная! Его тело изнывало от желания насладиться ею, и он не мог избавиться от соблазнительных картин даже ночью: девушка снилась ему каждую ночь, будучи раскрепощенной и обнаженной, и вызывала в нем почти невыносимое нетерпение.

Но на его пути стоял этот иноземный псевдонебожитель, который заворожил Илву синевой своих