— Он мой крестный отец. — Девушка произнесла эти слова с таким видом, будто они объяснили все. — Он физик, мистер Грэхем.

— Билл.

Доктор Кэртис оставила эту реплику без внимания.

— Думая, что он…

— Билл!

— Хорошо, хорошо, — нетерпеливо отмахнулась она, — Билл, если это столь важно! — Девушка старалась сохранить на лице непроницаемое выражение, но Грэхем заметил мелькнувшую тень улыбки, и очень обрадовался. — Мне кажется, Билл, он что-то задумал. Я боюсь за него. Не успеет человек задумать интересное, как тут же гибнет.

— Вовсе не обязательно и непременно. Мы не знаем, сколько людей, месяцами вынашивающих опасные для витонов замыслы, по сей день живы и здоровы. И ведь я — я тоже пока не умер.

— Вы живы, ибо вынашиваете лишь один замысел, витонам безразличный, — ядовито бросила девушка и проворно убрала ноги под стол.

— Как вы можете говорить такое? — с притворным негодованием спросил Грэхем.

— Господи, да вы позволите мне рассказать, наконец, ради чего я поджидала вас?

— Безусловно. — Грэхем насмешливо осклабился. — Откуда явствует, что старик Фармилоу носится с некоей витоноубийственной идеей?

— Мы говорили о витонах, и я попросила объяснить: почему так трудно найти против них оружие?

— И каков же был ответ?

— Он сказал: мы умеем довольно уверенно обращаться с веществами, но с энергией управляемся куда менее умело; что мы сделали заметный шаг вперед, обнаружив и распознав витонов, но покончить с ними, обладая только современными познаниями, немыслимо. — Девушка не спускала с Грэхема своих умных, проницательных глаз, наблюдая за реакцией собеседника. — Он сказал, что можно обстрелять витонов энергетическими пучками различного свойства, и ничего не понять, даже добившись результата. И тем более, не добившись. Ведь невозможно даже поймать витона — узнать, отражает он излучение или поглощает, а потом излучает сам. Мы не знаем, как устроена эта мерзость.

— Некоторые виды энергии они, действительно, поглощают, — вставил Грэхем. — Нервные токи витоны впитывают жадно, будто лошади, мучимые жаждой. Еще они поглощают определенные электромагнитные импульсы — радары тоже не видят светящихся шаров. Что касается загадочного строения — тут старик Фармилоу полностью прав. Понятия не имеем, не представляем даже, откуда подступиться. И вся загвоздка — в этом.

— По мнению профессора, шары обладают неким электродинамическим полем и умеют произвольно изменять его, обволакивать себя разнообразными скоплениями энергии, поглощая лишь действительно необходимые для питания. — Ее передернуло. — Вроде нервных токов, о которых вы сказали.

— И никакой прибор не в состоянии создавать подобные токи, — посетовал Грэхем. — А то пичкали бы голубчиков до отвала, покуда не лопнут, обожравшись!

На лице девушки вновь промелькнула улыбка:

— Я пошутила, сказала профессору: «Взять бы волшебную ложку и перемешивать их, взбивать, чтобы получился голубой пудинг!» — Ее тонкие пальцы сомкнулись вокруг воображаемой ложки, покрутили этой ложкой в воздухе. — Странно: моя шутка заинтересовала Фармилоу. Он стал подражать, вертел пальцем и вертел, будто играл в какую-то новую игру. Я просто дурачилась, но почему профессор дурачился вместе со мной? Ведь об энергии он знает больше, чем можно себе представить.

— Н-да… А быть может, старик начал впадать в детство?

— Как не совестно?

— Сдаюсь, — Грэхем поднял руки.

— И даже намекнул, что у него на уме, — продолжила доктор Кэртис, — но казался ошеломленным и вскоре откланялся. А направляясь к выходу, задумчиво пообещал: «Постараюсь раздобыть тебе такую ложку». Я убеждена: Фармилоу что-то замыслил. Это были не пустые слова! — Ее плавно изогнутые брови вопросительно приподнялись. — Он действительно что-то замыслил. Но что же именно?

— Собачью чушь, — отозвался Грэхем, и тоже поболтал в воздухе невидимой ложкой. — Очередную чушь во всем этом безумном деле. Должно быть, профессор Фармилоу немного тронулся от избыточной учености. Отправился домой изобретать проволочный венчик для взбивания голубых яиц, а дни свои кончит, забавляясь им в клинике Фоссета. Там, у Фоссета, гениальных изобретателей — несколько дюжин.

— Знай вы профессора так же хорошо, как я — воздержались бы от подобных дурацких замечаний, — резко ответила девушка. — И уж он-то никогда не терял головы. Я на вашем месте навестила бы его. Вдруг да найдется что-нибудь стоящее? — Она подалась вперед. — Или, как всегда, придете слишком поздно?!

— Ну хорошо, хорошо, — поморщился Грэхем, — лежачего не бьют. Отправлюсь к нему прямо сейчас и немедленно.

— Вот и умница, — похвалила доктор Кэртис. Она следила, как Грэхем поднимается, берет шляпу, готовится уйти, и в глазах вновь мелькнула тревога. — Может быть все-таки снизойдете и расскажете, что стряслось?

— Стряслось? — Грэхем подчеркнуто неторопливо повернулся. — Послушайте, это смешно! Ха-ха-ха…

— Не пытайтесь меня провести. Вся эта нервная болтовня о свиданиях врача не обманет. Вы не успели появиться, а я увидела: человек встревожен. Испуган!

— Я — испуган?

— У вас был такой вид, словно вы убить кого-то готовились. — Она стиснула руки: — Что случилось, Билл? Новое? Худшее?

— Окаянство! — Он задумался на миг, потом сдался. — Вам, полагаю, можно рассказать. Все равно узнаете, рано или поздно.

— О чем?

— Похоже, убивать перестали. Теперь эта сволочь хватает людей живьем и волочит по воздуху невесть куда. — Грэхем повертел шляпу в руках. — Понятия не имею, зачем и куда волокут. Могу лишь гадать, а догадки выходят невеселыми…

Девушка побледнела.

— Вот вам и последняя редакция старого, как мир, изречения: судьба, горшая смерти, — зло прибавил Грэхем и нахлобучил шляпу. — Так что, Бога ради, берегите себя и держитесь от витонов подальше. Впрочем, от свиданий не отказывайтесь даже под угрозой улететь на витоне верхом — уговор?

— Я не назначаю никаких свиданий.

— Пока. Но рано или поздно — назначите. Когда заваруха окончится, вы от меня за здорово живешь не отделаетесь. — Он ухмыльнулся: — Времени будет сколько душе угодно, и я всецело посвящу его вам!

Он отворил дверь, унося в памяти ее легчайшую улыбку — точнее, тень улыбки. Выскальзывая из ворот на окутанную мраком дорогу, стелившуюся под угольно-черными небесами, Грэхем знал: девушка все еще улыбается, вспоминая прощальную стрелу, им пущенную. Впрочем, долго и подробно размышлять о докторе Кэртис и ее улыбке не пришлось.

Вдали, из нависших черных облаков, начали низвергаться сверкающие голубые капли, — адский дождь,