Высокий особняк из красного кирпича с черными ставнями и мансардой манил к себе. Родной дом. Здесь она провела самые счастливые дни.

Время остановилось и повернуло вспять. На нее нахлынули воспоминания. Яркие и живые.

Мэри быстро поднялась по лестнице и удивилась, что дверь заперта на замок. Где ее мама?

Она постучала, но никто ей не отворил. Из дома не доносилось ни звука. Портьеры на окнах были задернуты. Придется подождать. Мамочка, наверное, ходит по магазинам или же отправилась в гости.

Девочка не сводила глаз с двери. Время текло мучительно медленно, солнце стало садиться за горизонт, а Мэри терпеливо ждала. Мамочка непременно вернется домой.

В соседних особняках зажглись огни, а ее дом так и остался погруженным во тьму. Но она по-прежнему ждала, присев на ступеньку и положив голову на колени.

Когда Мэтью увидел ее, к горлу подступил ком. Где только он ее не искал! У родителей, в общественном парке, на общинной земле. Прошел все улицы Бэк-Бея. Ему и в голову не приходило, что Мэри придет сюда. Семь лет назад он ввел в этот дом молодую жену и вместе с ней год спустя радовался рождению дочери.

Не сводя глаз с Мэри, Мэтью подошел к особняку, пустовавшему уже почти два года. Когда он свернул на дорожку, ведущую к парадной двери, девочка подняла голову. Их взгляды встретились.

– Она умерла, малышка, – тихо промолвил Готорн, – и никогда не вернется.

Изумление в глазах девочки сменилось страданием.

Она опустила глаза, и слеза неторопливо скатилась по ее щеке.

– Я знаю, – прошептала Мэри.

Мэтью склонился к ней, но девочка отвернулась и побежала к дому на улице Мальборо.

Завтрак прошел в тягостном молчании. Как только Мэтью появился в столовой, Мэри принялась гладить куклу и что-то мурлыкать себе под нос. У Мэтью болезненно сжалось сердце. Он ненавидел себя за то, что никак не может преодолеть разделявшую их пропасть. Мэтью уже хотел уйти, чтобы не травмировать Мэри, но тут Финни вошла следом за ним в столовую.

На ней была широкая охотничья рубашка из хлопка, наглухо застегнутая, с маленькими деревянными пуговицами, заправленная в юбку. Точно такая же была на ней в поезде.

Мэтью с трудом сдержал смех, увидев Финни в столь непристойном наряде. Он хотел пододвинуть ей стул, но тело пронзила острая боль. Рука и плечо онемели. Мэтью заметил, что Финни внимательно наблюдает за ним, и опустил голову. Он понял, что жена догадалась о его состоянии, и, преодолев боль, с вежливой улыбкой пододвинул ей стул. Финни как ни в чем не бывало опустилась на него.

Теперь ему будет сложно скрывать от Финни и дочери свой проклятый физический недостаток. Мэтью это предвидел, но желание обладать Финни взяло верх над остальными соображениями.

Откинувшись на стуле, Мэтью пил кофе. К еде он так и не притронулся. Боялся, что дрожащая рука выдаст его.

Мэри тоже почти ничего не ела.

За столом никто не проронил ни слова.

В столовую вошел Куинси.

– Не желаете ли отведать оладьи, мисс Мэри? – осведомился дворецкий, и его старческое лицо озарила улыбка. – Вайолет испекла специально для вас.

– Благодарю вас, мистер Куинси, но я сыта. – Девочка бросила взгляд на отца и тут же опустила глаза. – Можно я пойду к себе?

Мэтью ответил не сразу. Несколько секунд показались Мэри вечностью.

– Иди, – сказал наконец Мэтью.

Как только Мэри вышла, Финни вскочила со стула:

– Позвольте и мне удалиться.

– Нет, ты останешься, – сказал Готорн властным тоном, и лицо его приняло суровое выражение. У нее перехватило дыхание. – Чем объяснить твое поведение? Тебе не нравится моя дочь? Или, может быть, я?

Вопрос застал ее врасплох. Она не ожидала, что Мэтью заведет этот разговор прямо сейчас. Что делать? Рассказать ему правду?

Но как объяснить то, что с ней произошло в Африке?

Ее отец был в ярости, когда узнал, что мужчина, которого он считал своим сыном, предал его. Гэтуит Нейландер, блондин с веселыми зелеными глазами, приплывший из Бельгии, завоевал любовь местных жителей, в том числе и отца Финни. Сама Финни тоже была от него без ума. Бельгиец обучил их последним достижениям в технике агрокультуры, а потом, не простившись, уехал, оставив Финни беременной…

– С чего ты взял, что мне не нравится твоя дочь?

– Тогда что за представление ты тут устроила по возвращении из церкви?

– Я… По-моему, необходимо с самого начала поставить все на свои места.

– На свои места? – суровым тоном переспросил он. – Уж не желаешь ли ты сказать, что не собираешься заменить Мэри мать?

Финни стало не по себе. Она понимала, что Мэтью прав и упреки его вполне справедливы.

Вдруг она заметила, что лицо его смягчилось.

– Неужели все из-за того, что я был женат?

Мэтью подошел к ней, взял за руку, привлек к себе. Финни ощутила тепло его тела, и ее бросило в жар.

– Неужели все из-за этого, Финн? – тихим голосом произнес он.

Ее охватило смятение. «Нервничать из-за того, что у него была до меня жена? Боже, неужели я выгляжу такой вздорной?» Она вздорная. Отвратительная.

– Ты поступаешь так же, как твоя матушка, Финни. Не лишай мою дочь заботы и ласки.

Проглотив обиду, Финни сказала:

– А ты ждал от меня другого? Ведь я дочь своей матери!

Его глаза потемнели.

– Ты не такая, как твоя мать. Ты ни за что не бросила бы своего ребенка. И несмотря ни на что, будешь любить девочку и заботиться о ней.

Да. Она не бросила бы своего ребенка. Свою Изабель. Потому что обожала ее. Но Мэтью ничего этого не знает.

– Стоит тебе изведать прелести материнства, и ты станешь настоящей матерью. А про меня вообще забудешь.

Она попыталась вырваться из его объятий, но он не отпускал ее, его взгляд проникал ей в самую душу.

– Ты мне нужна, Финн, – промолвил Мэтью, еще крепче прижав ее к себе.

В глазах у Финни блеснули слезы.

– Ты нужна Мэри, – продолжал Мэтью. – Ты необходима нам обоим. – Он провел пальцем по ее щеке. – Ты не бесчувственная кукла, какой пытаешься казаться.

– Нет, я именно такая! – воскликнула Финни, и из груди ее вырвалось рыдание. – Бездушная и жестокая! Я не смогу быть матерью твоей дочери! Думала, что смогу, но ошиблась.

Она и представить себе не могла, что любовь к Изабель окажется столь сильной, что она никогда не забудет минуты блаженства, когда ее крошка после купания, свернувшись калачиком, спала у нее на руках. Изабель не стало, и жизнь для Финни потеряла всякий смысл.