– Я в курсе.

Демоница тоже развернулась к Кире, улыбнулась, приподняла кокетливо брови, промурлыкала приторно-сладко:

– Я своих не обижаю.

Стиснув зубы, Кира с силой втянула в себя воздух, постаралась сдержать подбирающийся к щекам румянец.

Вот ведь вляпалась! Спасти захотела. Приняла его за несчастную обманутую жертву. А он…

И почему «своих»? Хочет сказать, что Ши тоже демон? Но Кира бы это сразу увидела, она легко обнаруживает истинный лик. Не скроешь. Тем более они столько времени уже вместе.

Демоница, не отрывая взгляда от Киры и продолжая улыбаться, соскользнула с колен Ши.

– Ладно. Уступаю.

– Что? – Кира сердито высвободила руку. – Да я…

И что она? Молчала бы лучше. Просто бы развернулась и ушла.

Так и сделала. Не стала договаривать – всё равно не нашла нужных слов – развернулась и ушла.

Пусть творит что хочет. Киры не касается.

* * *

Демоница проводила Киру взглядом, хмыкнула многозначительно, потом обратилась к Ши:

– Конечно, рада тебя видеть. Только не пойму – зачем ты сюда притащился? Зачем тебе я, когда у тебя такое… прямо под боком.

И опять придвинулась, прикоснулась к его щеке, провела линию через висок вверх. Белые пряди заструились между пальцев. Откинула назад длинную чёлку, без страха заглянула в нечеловеческие глаза.

– Или бережёшь её для чего-то особенного? Да? Ведь она… – Демоница замолчала, задумавшись, что-то для себя решая, а снова заговорила уже совсем о другом. И голос стал другим, более жёстким. – Поднимайся, пойдём. – Но тут же опять смягчился, растаял, потёк нежно: – Туда, где никто не помешает.

Нырнула за занавес в дальнем уголке зала, зовя за собой.

Дальше – маленький закуток, а в нём две двери. Демоница решительно толкнула одну. За ней скрывалась комнатка, тоже маленькая. Окно, закрытое жалюзи, диван, большие глубокие кресла.

Демоница указала на одно.

– Садись!

Ши послушался, а она разделась, не позируя, торопливо и вроде бы даже с облегчением, словно одежда всегда ей очень мешала, и опять забралась к нему на колени.

– И не смей ко мне притрагиваться, – предупредила холодно, потом сладостно потянулась, выгнувшись, чуть приподнявшись, устремившись вверх.

Разве можно удержаться? Руки сами скользнули вдоль её бёдер.

Демоница мгновенно отпрянула, наотмашь ударила его по лицу раскрытой ладонью.

– Я же сказала – не смей! – крикнула сердито, но тут же наклонилась, нежно поцеловала начинающую гореть щёку, зашептала чуть снисходительно: – Тебе же нравится так. – Слова, смешиваясь с лёгким дыханием, приятно щекотали кожу. – Нравится быть тихим, покорным, зависимым. – Она не умолкала ни на мгновение и одновременно расстёгивала на Ши ремень, брюки. – Нравится, когда с тобой делают что хотят. – С силой стиснула пальцы, безжалостно впилась ногтями, с довольной улыбкой поймала тихий стон. – Та девочка сможет. Ей хватит сил и характера справиться с тобой. Особенно сил.

Она шептала и дальше, только Ши уже не воспринимал смысла слов. Не получалось.

Когда вернулся в номер, Кира спала, развернувшись спиной к входной двери. Или, скорее всего, притворялась, что спит. Потому что и ритм дыхания изменился, и сердце забилось чуть быстрее.

Посмотрел в её сторону, задумался. И постепенно в голове начали всплывать обрывки фраз, не осмысленных тогда, но всё-таки записавшихся в память.

Подсознание само определило, что можно пропустить, а что важно. Теперь подсказывало. И Ши понял, что самое главное прослушал.

Пришлось возвращаться. Исключительно для разговора.

Демоница встретила ироничной дразнящей улыбкой, хотела произнести что-то ехидное, но Ши опередил:

– Расскажи мне ещё раз, что ты о ней поняла. Не касательно меня. Только о ней.

Демоница рассмеялась и всё-таки не удержалась, придала личику нарочито раскаянное выражение, выпятила губы и добавила, прежде чем ответить на просьбу:

– Извини. Забыла, что у вас, мужиков, в такие моменты мозги отключаются напрочь.

Пусть насмешничает, если нравится. Его не волнует. Лишь бы выложила что требуется. А уже потом… разберёмся, у кого что.

Плохо без тела. Хоть и нечему дрожать, а не покидает ощущение вечного озноба. Холод внутри. Настолько сильный, что вытекает наружу, замораживает мир вокруг, покрывает уродливыми ледяными узорами. Повсюду холод.

Хочется сжаться в комочек, обхватить себя за плечи. А нет их, плеч. И рук нормальных нет. Не почувствуешь, не шевельнёшь ими. Воспринимаешь себя бесформенным лоскутом, безжалостно вырванным из общего полотна, трепещущим на холодном ветру.

Плохо без тела. И не найти. Давно уже никто сюда не приходил. С того самого дня.

Место заброшенное, пустынное, но держит надёжно, не отпускает. И вроде бы все пути открыты: дверь давно сорвана с петель, окна без стёкол. А не выбраться. Никак. Словно пришита невидимыми нитями к этому месту, и не продвинуться дальше дверного или оконного проёма.

И преграды никакой не заметно, и переместиться не удаётся, вырваться во вне. Будто то, что снаружи, не настоящее, не объёмное, а нарисованное на бумажных листах, вставленных в рамы стен. Для красоты, для созерцания. Для иллюзии. А на самом деле дальше, за бумагой, ничего нет. Совсем ничего. Весь мир заключён в объём одного дома.

Потому и не появляется никто. Неоткуда взяться.

Правда, один раз залетела ворона. Прохаживалась по подоконнику с важным видом. Чёрно-серая, большеклювая. Настороженно косилась блестящим глазом. Видела. Но не боялась.

Ей-то что бояться неприкаянной души?

Рассматривала её со жгучей завистью. Даже озноб ушёл и согрелась ненадолго.

Неказистая, гадкая птица. Но живая. Сердчишко колотится под перьями, толкает кровь. Горячую. Лапы осязают под собой шершавую поверхность подоконника.

Или гладкую? Он же краской выкрашен. Только та от времени и от сырости местами облупилась, отшелушилась тонкими чешуйками, словно отмершая кожа.

Всё-таки, наверное, шершавая.

Забываются уже внешние ощущения. Запахи, цвета, касания. Даже звуки. Здесь их не так уж много. Простой набор: шелест, шорох, скрип, треск да завывания сквозняков. А ведь и другие бывают. Голоса, например.

Ворона словно мысли подслушала. Чуть присела, каркнула. С издёвкой, громко, насмешливо.

Как же? Она же живая. А главное, ничто её не держит, лететь может, куда захочет. Когда захочет. Подошла к краю карниза, встряхнулась. Сейчас расправит крылья и улетит.