Видимо, что-то обнаружив, Такрон замер и пригнулся. Затем, резко распрямившись, прыгнул и вонзил свою «острогу» в воду. Сунув руку на дно реки, нащупал и вытащил за жабры здоровенную рыбину.

Эрик поспешил встать и занялся костром, предвкушая завтрак.

Рыбу зажарили на углях и съели за считанные минуты. Такрон приготовил чай и, разливая его в чашки, неожиданно спросил:

— Как прогулялся?

— Куда прогулялся? — удивленно посмотрел на него Эрик. — Ты о чем?

— Я спрашивал тебя однажды, видишь ли ты сны и какие, — продолжил Такрон. — Только это не сны. Ты уходишь почти каждую ночь. Иногда на несколько минут, иногда на час или два.

— Куда ухожу? — в замешательстве спросил Эрик. — Как лунатик, во сне?

— Нет, — покачал головой Такрон. — Просто исчезаешь, а потом снова появляешься. Я такого никогда не видел.

— Не может быть, — упрямо произнес Эрик. — Я не верю. Ты просто меня разыгрываешь.

Такрон пожал плечами.

— Ты можешь, конечно, не верить, но я верю тому, что вижу и чувствую. Единственное место, куда ты можешь уходить — это то, где ты был с Лугонгом. Я не понимаю, как это может быть, но так происходит.

— Я просто вижу сны, — Эрик почувствовал раздражение. — И ничего больше.

— Хорошо. Пусть будут сны… — Такрон согласно кивнул. — Нам нужно идти.

Такрон встал и указал пальцем на высокий горный хребет у горизонта на севере.

— Это уже Тибет. Где-то там Лугонг. Тропа начнется с этих холмов, здесь, где мы сейчас находимся. Далее она поднимается в горы.

Четыре недели горного марафона превратились для Эрика в сплошной нескончаемый калейдоскоп из подъемов, карабканья на отвесные стены, переправы через ущелья по тросу и долгих мучительных переходов по узким козьим тропам. Такрон был безжалостен и решителен. Спали они только в самое темное время, не более трех-четырех часов. Эрик даже не мог вспомнить, ели они что-то или нет. Кажется, один раз была полусырая змея и еще однажды какая-то белка.

Его обувь в первую же неделю превратилась в лохмотья. Такрон, на одном из коротких привалов, разрезал свой шаманский фартук и сшил для него какое-то подобие ботинок, стянув швы тонкими ремешками, нарезанными из того же фартука. Материала для подошвы не нашлось, и за три дня ступни превратились в сплошную кровавую рану.

Такрон выдал ему туесок с какой-то мазью и велел смазывать три раза в день. За четыре дня ноги покрылись толстенными мозолями, больше напоминающими копыта и совершенно нечувствительными к острым камням. От постоянного трения о скальный гранит и веревку такие же мозоли наросли на всей внутренней поверхности ладоней. Однажды, преодолев очередной перевал, он машинально вытер пот со лба, содрав при этом часть кожи своей ладонью.

Такрон очень спешил. Как-то раз он сказал, что речь идет о его жизни и жизни других людей. Эрик заинтересовался было, что он имеет в виду, но сил разговаривать просто не оставалось. Стоило только присесть хотя бы на секунду, мозг и тело тут же проваливались в забытье.

Поначалу ему тяжело давались подъемы на большую высоту. Он задыхался от недостатка кислорода, сердце бешено стучало и тело быстро слабело. Но постепенно его организм приспособился, и двигаться стало намного легче. Такие же трудности он испытывал во время ночевок на высоте, когда не было никакого укрытия и спать приходилось на голом камне без какого-либо огня. Спасало только одеяло, положенное в торбу заботливым непальцем, и печать на груди. Чем холоднее становилось, тем большее тепло отдавало это клеймо организму.

Такрон обходился своими навыками. На высотных ночевках он всегда садился в «лотос» и погружался в какой-то свой тибетский транс. Однажды он обмолвился, что это старая тибетская практика, позволяющая организму вырабатывать внутреннее тепло и не замерзать даже при очень низких температурах. На что Эрик лениво высказал замечание о том, что все жизненно необходимые практики — из традиции бон, а буддисты ничего не привнесли. Однако Такрон просто попросил его объяснить, для чего буддисты могли работать над выработкой телом тепла, если на родине буддизма, в Индии, круглый год тепло и можно постоянно ходить нагишом. Но все же признался, что эту практику шены когда-то давно утратили. Самого его обучил этой технике один из лам-отшельников. Эрик отмахивался и проваливался в сон.

Однажды, во время одной из ночевок на горном плато, резко похолодало и началась ледяная метель с пронизывающим, обжигающим холодом ветром. Проснувшись утром, Эрик обнаружил, что узкая терраса завалена полуметровым слоем снега и льда. Рядом с собой он увидел конусовидный сугроб, из-под которого вытекал ручеек талой воды. Очистив тело Такрона от снега, он убедился, что тот не просто жив, но и настолько теплый, что об него можно было греть руки.

Наконец их безумная гонка закончилась. Взобравшись на очередную вершину, наполовину покрытую льдом, Такрон объявил, что они перешли границу и могут позволить себе сутки отдыха. Он еще не успел закончить фразу, как Эрик уже улегся на камни и заснул.

Чудесный мост находился на том же месте, где он видел его уже не раз. Повинуясь непреодолимому желанию, Эрик приподнял ногу, готовясь ступить на красно-коричневую, будто лакированную плитку, но, услышав громкое хлопанье крыльев над собой, осторожно поставил ее назад. Прямо перед ним, нагнетая потоки воздуха огромными красно-золотыми крыльями, на мост приземлилась чудовищных размеров птица. Высотой более трех метров, с золотым острым клювом и золотыми же когтистыми лапами, оставляющими глубокие царапины на покрытии моста. На голове птицы, прямо над круглыми глазами величиной с чайное блюдце, возвышалась золотая, украшенная драгоценностями тиара.

Завороженно глядя на птицу, он невольно снова сделал шаг вперед. Птица яростно скрежетнула когтями по мосту, распахнула крылья в стороны и издала жуткий громогласный крик, от которого у него заложило уши…

Лежать не шевелясь было невыносимо приятно. Эрик открыл глаза и увидел бодро горящий костер, неподалеку от навеса из веток пихты, одной стороной опирающегося на большой кусок скалы. Судя по яркости пламени костра, высота была километра два, не больше. Он встал и обнаружил Такрона, сидящего у края скалы и смотрящего перед собой. Подойдя к нему, сел рядом, свесив ноги в пропасть.

— Нам осталось совсем немного, — ровным голосом произнес Такрон. — Там, на нагорье, наша цель.

Такрон указал на находящееся в нескольких километрах к северу обширное нагорье, располагающееся на высоте трех или четырех километров.

— Там ты должен умереть? — неожиданно даже для себя, спросил Эрик.

— Откуда ты…? — начал было Такрон, но, сообразив, согласно кивнул. — Да. Там, в моем Тибете. Таково было последнее прорицание. Но я уже знал об этом или… просто чувствовал. Моя смерть связана с тобой. Не потому, что ты причина. Просто ты будешь рядом в этот момент.