— Если поместить Дордже в поток энергии оси, то его размеры и форма полностью совпадут. Можно замедлять, останавливать или раскручивать в противоположную сторону земную ось. Конечно, если ты обладаешь Магической Силой Шенраба. Так я это вижу. Больше ничего не спрашивай про земную ось, мне нет до этого никакого дела…

Закрыв глаза, Такрон снова улегся на землю.

Но Эрик, не чувствуя ни малейших признаков сна и выждав небольшую паузу, снова спросил:

— Такрон, можно задать еще один вопрос?

— Последний? — сонным голосом пробурчал Такрон.

— Да, последний, — поспешно сказал Эрик. — Я знаю, что в буддизме Хинаяны нет понятия души, согласно высказываниям самого Будды. Есть набор «переменных»: тело, чувства и желания, восприятие, осознание, умственное конструирование. Что же тогда уходит в миры посмертия? И что вселятся в новое тело при перерождении? Существует ли понятие души в ламаизме?

— Это три вопроса, а не один! — заметил Такрон. — Внутренняя структура человека не меняется многие тысячи лет. Можно создавать новые религии, понятия, философские концепции, отрицать бога, принимать дьявола, не верить в посмертие, создавать новых богов. Но все это никак не меняет суть того, чем мы являемся. Можно принимать или отрицать существование души и говорить об умственном конструировании или о том, что «Я — это не то, а это» — все это тени внутри нас, которые часто сгущаются во мрак, скрывающий человеческую суть. Иногда это хуже, чем жажда богатства, убийства или власти. Все, что перечислил Будда — это душа. Все, что ты сам туда добавишь — это душа. Душа — это ты.

После смерти твое тело, оставив плоть в мире живых, сольется сутью своих энергий вместе с остальными «переменными». Этот клубок Тебя и будет перевоплощаться, разрушаться или наслаждаться небесами. Ты же понимаешь, почему важно содержать свое тело в полном порядке? Все его внутренние ощущение вольются в твою душу неотделимой частью. Если ты умер, страдая от невыносимой телесной боли, то эта боль будет с тобою вечность, не позволяя тебе очиститься для небес или перерождения. Если твое сознание занято тенями определения самого себя, тебе никогда не достичь изначальной формы и самое лучшее, что тебя ждет — это бессмысленное блуждание в демонических мирах посмертия…

— Точно! — не удержался Эрик. — Возможно, что в этом и заключается сакральный смысл самых ужасных пыток и казней, которые придумали люди. Уходя в посмертие с невыносимой болью, ты обречен на эту боль, может быть, навечно…

Ответом ему было размеренное дыхание Такрона.

Он еще долго лежал, глядя на звездное небо, и раздумывал над тем, что случилось с ним в последние месяцы. Вспоминал о том, как заразился глупой идеей бессмертия для своего тела, какой пережил кошмар тогда, во время обряда. Свои мучительные перепады настроения и боязнь всего на свете, страдания, которые в детстве причиняли ему слова и поступки одноклассников и учителей. Трудно было представить, что это и был он сам.

В памяти возникло лицо матери. Сейчас ее образ не вызывал чувства необратимой потери и страдания, но только лишь спокойную немного грустную приязнь к тому, что она была и любила его. Словно он все это время стоял под кристально чистым и мощным водопадом, который смывал не только грязь с тела, но и промывал насквозь его сознание, мысли и чувства.

Эрик усмехнулся, когда вспомнил, что у него даже нет паспорта, который он потерял во время бегства из деревни джанкри, и не испытывал по этому поводу ни малейшего беспокойства. Прошлая жизнь, до того момента, когда он ощутил себя запертым в теле «мумии», сейчас для него выглядела как сон. Как любимая Такроном галлюцинация. Но может быть, все как раз наоборот… Все, что происходит с ним сейчас, и есть сон и галлюцинация, но до того была настоящая жизнь и настоящий Эрик.

Он открыл глаза, приподнял голову и огляделся.

Окружающее выглядело вполне реальным. Костер потрескивал темно-красными углями, за ним, лежа на спине, тихо посапывал Такрон. Из окон домика прорицателя пробивался отблеск горящей свечи. Он снова лег и закрыл глаза. Видимый мир вокруг исчез. Он пошевелил пальцами ног, несколько раз сжал и разжал кулаки. Слева тело окатывало мягкое тепло костра. Ощупал землю правой рукой и почувствовал прикосновения травы, глины, мелких камней. Лежа, он слышал звуки жизни ночного леса: жужжание насекомых, всхлипывания ночных птиц, треск сухих веток под чьими-то лапами. Без изображения окружающее стало менее реальным.

Просунув руку под одежду, он положил ладонь на свою печать.

Углубления и выпуклости, складывающиеся в форму, которую он знал, потому что видел не раз. Но если бы не видел, то мог бы и не понять. Размышляя, он пришел к выводу, что реальностью могло быть все, о чем можно получить телесные сигналы. Но составить из этих сигналов целостную картину ему представилось невозможным.

Очевидно, что вспоминая о каком-то прошлом событии, человек воспроизводит только зрительный образ произошедшего, и то не точный. Никаких телесных ощущений. Не зря туристы носятся по всему миру с фотоаппаратами. Наверное, других способов запомнить события жизни не существует.

Эрик попытался вспомнить ощущения удара о воду, когда Такрон столкнул его водопад. Было больно. Но больно — это слово. Наверное, помнить боль тело способно только когда ее испытывает. После того, как боль прекратилась, в сознании остается только страх пережитой боли и ожидание новой.

Сны. Пришла в голову очередная мысль. Сны, которые бывают настолько зрительно четкими, будто ты видишь их собственными глазами, в то время как сами глаза закрыты. Видимо, так и у мертвых. Такрон сказал, что тело, теряя собственную плоть, так вплетается в этот набор «Я» или душу, что ты можешь и видеть, и чувствовать, и ощущать, и двигаться. Конечно, сны — это очень важное…

Эрик шагнул на усеянный мелкими камешками край оврага. Но на этот раз он находился на правом берегу. Никакого моста через реку, который он видел не раз, не было. Подойдя к самому краю, разглядел большой валун, торчащий посреди сильного течения. Он перевел взгляд на противоположный левый берег, который спускался к ручью пологим склоном. Они все еще сидели там. Все эти люди в старых изношенных телах и смотрели прямо на него. Эрик отвернулся и посмотрел назад.

Бесшумно ступая и охватывая его полукругом, к нему приближались странные существа, медленно переставляя короткие когтистые лапы. Каждая особь имела по четыре конечности, длинный хвост, окачивающийся чем-то похожим на иглу, и большие кабаньи клыки на собачьей морде. Шерсти у этих существ не было, тела были покрыты плотной чешуей, которая топорщилась на загривках густыми острыми лепестками. Он запоздало подумал о том, что эти чудища могут быть опасны, когда они уже окружили его полукольцом, прижимая к оврагу.

Внезапно раздался резкий свист, который как удар отбросил существ назад и выжал из зубастых пастей жалобный вой.

Эрик завертел головой, пытаясь понять, кто свистел, и… открыв глаза, увидел стоящего над ним непальца. Непалец удивленно смотрел на него, приоткрыв рот. Затем, опомнившись, улыбнулся и жестами показал ему, что пора вставать.