— Наверное, она про малыша? — спросила Кати, все еще раздумывая над словами Поварихи. — Того, который умер? Или про то, что мы уехали из дома?

Ива пожала плечами. Кто знает? То, что случилось, или то, что должно случиться… Какая же потеря привела ее саму в дом Матушки Ночи?

Жильцы дома поворачивались в сторону девочек. Кто-то приветствовал их — взмахи, кивки, вежливые поклоны, другие не обращали на них никакого внимания. Профессор Сикорский привстал, опираясь о подлокотники кресла. Челюсть его упала, но тут же захлопнулась, и он обессиленно рухнул обратно. Самой Матушки во дворе не оказалось.

— Смотри, — зашептала Ива, представляя Кати жильцов. — У крыльца в синей форме стоит Юстас, он лейтенант Пропащего Батальона. А собака, которую он гладит, это вовсе не собака, а сумчатый волк — видишь полоски? Его зовут Кинджа… Эх! Жаль, что сегодня нет крестного! Рядом с бочкой — это Некто Тощий. Он…

— Ай! — вскрикнула Кати и запрыгала на одной ноге. — Меня кто-то укусил! Или уколол…

Ива опустила взгляд, но успела заметить лишь движение травы: там, где что-то было, уже ничего не было.

— Чертополохи! — сказала Ива с презрением. — Мелкие мерзавчики! Только и умеют, что делать гадости. А вон там, посмотри…

В этот момент открылась входная дверь, и на крыльцо вышла Матушка Ночи. Длинное платье из мягкого шелка переливалось всеми оттенками темноты — чернее черного, синее синего. Такого же цвета, как и ее бездонные глаза. В одной руке Матушка держала керосиновую лампу, в другой — незажженный факел, обмотанный серой тряпицей.

Голоса во дворе разом стихли. Матушка обвела взглядом жильцов, молча приветствуя всех и каждого. На мгновение ее глаза задержались на Кати, но если Матушка и удивилась, это никак не отразилось на бледном и красивом лице.

— А вот и Матушка! — обрадовалась Ива.

Кати громко сглотнула:

— Но у нее… У нее же… У нее шесть рук!

Странно, но из всего, что Кати увидела, именно этот факт поразил ее сильнее всего. Не тени, парящие над домом, не диковинные блюда на столах, не удивительные жильцы, а число рук Матушки Ночи.

— Ну да, — сказала Ива. — А что такого?

— Шесть рук, — Кати загнула пальцы, — и две ноги — итого восемь, как у…

Она не договорила. Матушка плавно сошла с крыльца и по дорожке между столами направилась к сложенному Поварихой костру. Она шла медленно, словно скользила над землей. За ее спиной вились влюбленные тени, но прочие жильцы стояли неподвижно. У Ивы засосало под ложечкой: ее захватила странная торжественность момента. И Кати, похоже, тоже — она крепко сжала руку Ивы вспотевшей ладошкой.

Остановившись в паре шагов от костра, Матушка зажгла факел от лампы. Подождала, давая огню разгореться. Иве показалось, что даже лес затаил дыхание. И в это долгое мгновение тишины в мире что-то сдвинулось.

Матушка поднесла факел к костру — тот вспыхнул в одно мгновение. Столб рыжего пламени взметнулся в небо, рассыпая снопы ярких искр. Они поднимались выше и выше, но не гасли, стремясь к своим небесным собратьям-звездам. Послышался громкий треск, а в ответ из Леса донесся долгий вой.

Праздник начался.

Танец Осени

Пламя костра озарило красным деревья за оградой, и Ива увидела людей-оленей. Они выходили из теней меж толстыми стволами. Тихие, молчаливые, они шли к распахнутым воротам странной покачивающейся походкой, будто в любой момент готовы сорваться с места и бежать со всех ног обратно в лес.

Их оказалось больше, чем думала Ива. Пришли не только Тцибул и его пять жен, были и другие семьи, и те, кто явился в одиночку. Впереди шагал высокий мускулистый мужчина, ростом не уступавший Охотнику и на две головы выше всех своих сородичей. Его раскидистым рогам позавидовал бы и настоящий олень. Ива удивилась, как же он носит на голове такую тяжесть и до сих пор не свернул себе шею? На широких плечах лежала волчья шкура, так что голова болталась у мужчины под мышкой. Кроме подобных шкур да грубых набедренных повязок люди-олени не признавали иной одежды. А некоторые из женщин обходились и без этого.

Люди-олени проходили в ворота и становились вокруг костра. Их лица, освещенные дрожащим пламенем, блестели от пота и походили на маски, вырезанные из красного дерева. Черты были резкими и грубыми и не совсем человеческими. Сейчас, когда люди-олени собрались вместе, это было особенно заметно. Ива отметила, что мужчин среди них больше, чем женщин, а вот кого она не увидела, так это детей или детенышей — ни одного. До сих пор никто не произнес ни слова.

Кати потянула Иву за руку.

— Кто это? — шепотом спросила она.

— Олени, — так же шепотом ответила Ива.

— У них же рога! Настоящие!

Ива смерила ее взглядом:

— Ну да! Они же олени. Тсс!

Великан в волчьей шкуре шагнул вперед и поклонился Матушке. Следом за ним и остальные люди-олени склонили головы. Послышалось несколько сухих ударов: люди-олени так спешили выразить почтение, что сталкивались рогами.

— Мой народ приветствует тебя, Хозяйка! — сказал великан. У него оказался грубый, хриплый голос, словно его горло было изранено криками. — Для нас большая честь быть в твоем доме в День Осени.

Матушка Ночи поклонилась в ответ. Факел еще горел у нее в руке, и в небо поднимался столб черного дыма. До Ивы донесся запах горячей смолы, так пахнут стволы елей и сосен жарким летним днем. В костре что-то громко щелкнуло, затрещало, и вверх полетели рыжие искры. Некоторые из людей-оленей отпрянули. Ива заметила испуг на их лицах, будто они никогда прежде не видели огня. Но великан в волчьей шкуре не вздрогнул.

— Я рада, что вы пришли. — Матушка оглядела людей-оленей и покачала головой: — Вас стало меньше…

Великан скривился, как если бы наступил босой ногой на острую колючку.

— Наступают злые времена. Лес становится меньше, старые тропы уходят. Терновые псы все ближе… Но сегодня не время печалей. Мы пришли танцевать Танец Осени.

Он улыбнулся или оскалился, и Ива поразилась тому, какие у него крупные зубы. И как они помещаются во рту? Чем сильнее она присматривалась к гостям, тем меньше человеческого она видела в их чертах и все больше звериного. То, как люди-олени топтались на месте, то, как они вскидывали головы, оглядывались и прислушивались, — от всего этого оставалось странное и неуютное ощущение, будто эти создания только прикидываются людьми. Ива иногда любила играть, представляя себя зверем или птицей и подражая их повадкам. Но никогда прежде она не видела,