– Без сознания.

– Забери плащ.

Я тяну за края своей одежды, осторожно вытаскивая ткань.

– Идем, – говорит Фалада, как только я накидываю плащ на плечи. Пропитанный кровью край тяжело хлопает по ладони. Фалада поворачивает к переулкам.

– Нельзя же его тут оставить.

Голова немного кружится от боли, так что я повисаю на деревянной перекладине. Парень лежит у моих ног – ни звука, ни движения, словно мертвый.

– Все обойдется. Скоро наступит рассвет, и его найдет кто-нибудь из жильцов сверху. Идем.

– Нет. – До рассвета еще долгие часы, а холод грызет меня, как голодный зверь.

– Алирра, тут небезопасно.

– Перестань меня так называть. – Я дышу частыми мелкими глотками, глядя на Фаладу.

Он смотрит в ответ и ждет.

Я разворачиваюсь, стискиваю зубы, потому что мир кружится следом, и карабкаюсь наверх.

– Дитя, – шипит белый мне вслед.

Я не слушаю и думаю только о том, как переставлять ноги вверх и вперед. Он точно сумеет за себя постоять, если какой-то случайный прохожий решит, что наткнулся на бесхозную лошадь. В опасности сейчас только этот парень, раненый и беспомощный.

Лестница выводит на небольшой деревянный настил. Из щели под дверью сочится свет лампы.

Я дважды коротко стучу и пячусь.

По ту сторону двери слышится глухая возня, и кто-то резким голосом кричит незнакомые мне слова.

Я смотрю вниз на Фаладу, стоящего над раненым.

Голос снова требует от меня ответа. Говорящий уже подошел к двери.

– Не знаю, – нетвердо и тонко отвечаю я на менайском.

Дверь с треском распахивается. Изнутри вылетает зажатый в руке клинок.

Я цепенею, кровь бьется в жилах и эхом стучит в ушах.

Острие меча покачивается в воздухе под самым моим горлом.

Я пробегаю взглядом вниз по блестящему металлу, мимо обхватившей рукоять перчатки и снова вверх, по руке мужчины к его лицу. Странному, угловатому, с коротким прямым шрамом от уголка губ до подбородка. Волосы коротко острижены и мягко спадают на высокий лоб.

– Ваш друг, – говорю я хрипло, осторожно показывая рукой вниз.

– Йиндро, – произносит он.

Я моргаю, пытаясь вспомнить смысл слова.

Рядом с нами появляется еще один мужчина и смотрит на землю. Говорит что-то для меня непонятное, но голос у него ровный, мягкий и спокойный. Меч все еще качается перед моим лицом. Я не свожу с него глаз, игра света на острых гранях почти завораживает. Наконец оружие опускается, и второй мужчина идет вниз.

Человек со шрамом следит за мной пронзительным взглядом, пока мы ждем. Я с досадой понимаю, что моя светлая кожа и потрепанная одежда не укроются от его внимания. Он с легкостью узнает, кто я, если станет искать.

Второй мужчина зовет его полным беспокойства голосом. Ворча что-то, человек со шрамом прячет меч в ножны и спускается к товарищу.

Я вжимаюсь спиной в угол между перилами, когда он проходит мимо меня. Отсюда видно комнату – в ней еще трое человек ждут вокруг стола, стулья за ними в спешке отставлены, а на лица глубоко надвинуты капюшоны. И у всех есть оружие. Я с тревогой думаю о том, кто же этот паренек, если у него такие друзья. Но решение помочь уже было принято и исполнено. Осталось только убраться отсюда невредимой.

Мужчины поднимают паренька и с хмурыми лицами осторожно втаскивают его наверх. Пропустив их, я сама спешу вниз.

Вслед звучит окрик. Я бросаю взгляд назад и вижу рядом одного из людей в капюшонах, вооруженного мечом.

– Стой! – повторяет он громким грубым голосом.

Я бегу по ступеням. Фалада ждет, стоя так, что его бок перекрывает низ лестницы. Я сразу понимаю, что это приглашение. Взлетаю ему на спину и цепляюсь за гриву, едва перекинув ногу. Он пускается рысью и срывается в галоп, чуть не сбросив меня назад. Каждый широкий прыжок отдается в голове острой болью, так что из глаз льются слезы.

Позади нас рассыпаются проклятия, но голос быстро тает в грохоте копыт. Через несколько кварталов Фалада переходит на шаг, дорога позади пуста. Я выдыхаю благодарную молитву и пытаюсь сползти со спины жеребца.

Он делает шаг к стене, преграждая мне спуск.

– Сиди. Ты устала, и так мы быстрее доберемся.

– Но…

– Тише, – говорит Фалада и идет дальше, теперь ступая мягко и ровно.

Задолго до дома я проваливаюсь в дремоту и прихожу в себя, только чтобы открыть двери и впустить нас с Фаладой в стойла.

– Что стряслось с твоей головой?

– Ничего. – Ответ получается немного поспешным.

Виола тянется через стол и ловит мою руку прежде, чем я успеваю прикрыть шишку на лбу.

– Ничего? – Она округляет глаза на посиневшую кожу, забыв о завтраке. – Боже правый, как ты это сотворила? Что случилось?

– Упала.

Она бормочет что-то на менайском.

– Что такое? – спрашивает Ясень, опуская у дверей ведро с водой. – Что-то стряслось?

Виола сердито показывает на мою голову и разражается потоком неразличимых слов, несколько из которых я узнаю, но не могу связать в одно целое, так быстро она говорит.

Ясень подходит и смотрит на широкий опухший синяк вдоль края моих волос.

– Кто это сделал? – спрашивает так тихо, что Виола сначала даже его не слышит.

Я мотаю головой:

– Упала.

– Не слушай ее, – говорит Виола. – Разве это похоже…

Она снова выдает целый водоворот слов, сверля взглядом Ясеня.

– На лестнице, – объясняю я, в который раз жалея о своих скромных способностях к языку.

Ясень тянется ко мне и трогает воспаленную кожу у края синяка. Я цепенею и напряженно отодвигаюсь. Он роняет руку.

– Ладно, ты упала, – допускает он. – Кто тебя толкнул?

Я не сразу могу ответить из-за странного комка в горле.

– Никто.

Он смотрит недоверчиво.

– Упала, – повторяю я тихо. – Правда.

– Что ж.

Он идет за ведром и несет его к столу.

– Ясень, – Виола упирает руки в бока.

Он качает головой и быстро говорит что-то, она отвечает, не дав ему закончить, их возгласы перекликаются и перебивают друг друга. Я незаметно выскальзываю из комнаты и спешу к гусям.

– Ты с самого утра счастливая, – замечает Фалада, когда после уборки в сарае мы выходим на Западную дорогу.

Я перестаю мычать песенку и улыбаюсь ему: