class="p1">— Не реви только, ради бога, — устало вздохнув, я обогнул растерянную хозяйку дома и сел на тёплые ещё деревянные ступени крылечка. — Что думала, то и сказала.

Заметив, что морщусь, когда говорю, Василиса спохватилась, юркнула к двери.

— Избушка открой нам, — дверь заскрипела, кто-то заохал, ступени подо мной зашатались.

— Я мигом! Только лёд возьму и вернусь. Ты не уходи, пожалуйста, — и скрылась в темноте небольшого, заставленного всяким добром предбанника. А я остался сидеть, глядя перед собой и не очень понимая, что дальше. Чего хочет она, чего я сам хочу. Вроде с одной стороны лишь бы убедиться, что зверем стать больше не грозит и свалить свою жизнь худо-бедно обустроить, а с другой… как меня проняло, что Васька к другому целоваться потянулась. Хотелось встать между ними, лишь бы ее губы никого больше не коснулись с того нашего поцелуя.

— Дурак ты, Ян. Может она уже с Тимом целовалась сто раз, — сам не заметив, что буркнул это вслух, я аж подпрыгнул, когда и темноты коридора донеслось обиженное:

— И вовсе ни с кем я не целовалась! И с этим не хотела. Я даже имени его не знаю!

Васька, явно обиженная услышанным, вышла из дверей, грубо втюхала мне в руки пакет с чем-то мёрзлым, буркнув:

— Льда нету.

Вид у неё был такой, что развернётся сейчас и уйдёт, хлопнув дверью и поставив себе галку, что долг выполнила и за услугу рассчиталась. К искреннему моему удивлению, вместо этого Василиса села рядом на ступеньку, вытянув ноги и глядя куда-то на деревья перед домом. По ту сторону дороги начинался лес, густой и почти чёрный в ночных, глубоких тенях. Лампочки на заборе освещали только кусок участка перед домом, видать, чтоб шедшие мимо не переломали ноги-головы. Пожалуй, найти утром под забором труп — дело хлопотное даже для Яги… Баба Яга живёт здесь. Вернее, жила. А теперь вот Васька гостит. Тоже непростая девочка. Куда уж мне сельскому мужлану с образованием местной школы?

— Я, вообще-то, тебя искала, а тут этот… — помолчав, первой заговорила Васька. Бог весть, что в голове у неё крутилось в это время. Пакет с мерзлотой я так в руках и грел, не удосужившись приложить к распухшей роже. Красавец, небось, писаный…

— Меня, значит…

— Сказали, тебя Горыныч на работу взял в клуб. Ну я и пошла… Поговорить хотела…

Потянувшись влево, где до самого настила крыльца доросли длинные былинки травы, всё ещё сочной, будто на дворе не очень, Вася сорвала одну метёлку и призналась крутить в руках.

— Ну говори, раз хотела. Вот он я.

Стоило, видать, облегчить девке жизнь и что-то самому сказать. Только вот мне нечего. В правде я, как выяснилось, не по доброй воле ограничен, а врать устал уже, как батрак после посевной.

— Плохо мы расстались… Я думала и… — рваные мысли отчего-то раздражали. — Ты всерьёз тогда говорил, что нравлюсь тебе и потому куклу украл? Честно?

— Нечестно, — отвернувшись, чтоб не глядеть на неё, тоже принялся рассматривать кроны вениками подметавшие небесную темень. — Нравишься, да. Но куклу украл не потому. Бесит она меня, кукла твоя. Больно разговорчивая.

— Ой, а сам святой! — так и знал, что подслушивает, гадина тряпичная. Потому о ней и заговорил, чтоб проверить. Вынырнув из укрытия, она спрыгнула на две ступеньки ниже, чтоб видеть и меня, и Василису разом. — Не верь ему, Вася! Одни беды от него! Вот если б не он и не тронул тебя никто сегодня!

— Если б не он, Бог знает кто б меня сегодня тронул и сколько раз, — вдруг зло обернула Васька. Столько было в её голосе силы и решимости, я аж удивился, что кроткая Василиса и вдруг так может любимицу свою драгоценную отчитывать.

— А ты б, коли не он, не пошла б никуда. Сидела бы дома под присмотром, — ничуть не смутившись отповеди, кукла подбоченилась, как сварливая бабка.

Василиса молчала. Ответить на правду было нечего. Видать, в самом деле, в "Кости" пошла только, чтоб меня найти.

— Видишь? Разговорчивая до желания распотрошить до набивки! — Кивнул в сторону куклы. Редко кто меня так бесил, как эта. Я ей до сих пор помню, что пыталась на меня все грехи повесить, а я, как оказывается, не самый виноватый.

— А за тобой похлеще грешок. Всё молчишь. Вот и сказал бы правду. Боишься, да? Знаешь, что отправит тебя лесом на веки вечные. Правда-то несладкая! — кукла закачала головой. Милое личико искривилось и стало страшным, некрасивым и жутко злым. Такой детей пугать разве что. — Ну, что молчишь?

И знает же, гадина, что не могу сказать! А специально провоцирует на глазах у Васьки, чтоб ещё хуже меня сделать чем есть.

— За что ты меня ненавидишь так?! — зло отбросив пакет, холодивший до онемения пальцы, я поднялся. Хотелось пнуть эту мелкую пакость, но сдержался. — Знаешь же, что не я виноват! Чего ковыряешь тогда? Иди и ковыряй виновных!

— Иди… легко тебе сказать. Я как сотню шагов от Васи отойду, сразу игрушка бездушная и безмолвная.

— Это разве повод чужую вину на мою душу вешать?!

— Тьфу ты Боги, какая… где там душа-то!

— ПРЕКРАТИТЕ, ОБА! — вдруг заорала Василиса. Так заорала, что трава легла у калитки, изба заохала, а лампочки погасли все. — Не мешаю вам пререкаться? — Будто не заметив, как поменялось всё кругом, Васька переводила злой, грозовой взгляд с меня на куклу свою. — Что вы все тут из меня дурочку делаете?! Есть что сказать, так говорите открыто, а нет, так выметайтесь! Достали своими секретами шушукаться.

Из дверей выпорхнул ворон, сел на плечо Василисы, пару раз каркнул, а потом…

— Давно пора гнать их взашей.

Я аж чуть через деревянные перила не грохнулся с перепугу. Эта тварюга пернатая ещё и говорит?!

— Яким? Ты говоришь? — Ваську, видать, такой поворот тоже удивил. — И Вассисуарий тоже? — толстенный Яговский кот тоже вышел из избы, сел рядом с Василисой и ткнулся ей в бедро лбом. Молча.

— Не может пока ещё, — просто пел ворон голосом столетнего старика.

— Что за зверинец у тебя! — всё это походило на дурную комедию, несмешную, бесячую. Кукла, вечно сующая свой нос в чужие дела, говорящая ворона, разумный кот… Слишком много на одного.

— Так, что ты там против Яна имеешь? — теперь уже будто меня нету рядом, строго спросила Васька у куклы.

— Это он Ирку извёл!

— Знаешь же, что не я!

— А коли не оттолкнул бы, так и не пошла б она к реке и не утопла б!

Васька замотала головой, аж ворон спрыгнул