больно, — недовольно проворчала куколка, — думать ещё, что с этим делать. Его проклятие, персональное, никто не поможет, пока сам урок не поймёт.

— Во всей этой чертовщине я замешана, как и вся наша семейка, поэтому дело мне уж точно есть! Милослава вызовет Ирину, и я спрошу, у виновницы торжества, так сказать.

— Дак, просто так не вызовет, — каркнув, Яким сорвался с плеча из-за низких веток. Даже мне пришлось то и дело пригибаться… что-то не помню такой дороги, все тропинки чистенькие были, хоть и запутанные. Ворон тем временем, перепрыгивая с одной ветки на другую, ну точно белка, продолжил рассуждать, — заслужить вызов-то надо.

— В прошлый раз я справилась.

— А кто говорил, что будет также легко и во второй?

— Не будет?

— У любой магии есть своя цена, Вася.

— Какая же ты ещё дурочка, — фыркнул котейшество. — На учёбу тебя, к Заряне, а не по лесу шастать. Что ж вы, неучи городские, ничего в пустых ваших головах нет, а всё одно — шмыг в лес и давай его вверх дном переворачивать!

— Так уж переворачивать, — насупилась я.

— Уж третье пришествие терпим, — фыркнул Васька.

— Всё будет нормально, — больше убеждая себя, чем кота, кивнула я. — Ты же дорогу знаешь? Как вернуться к избе помнишь?

— Я порождение нави, а ты нет.

— Как это нет? — возмутилась даже, — а кто тогда?

— Чупакабра какая-то, — высокомерно заявил кот. — Несуществующее создание — недоведьма.

— Заявил кот из сказок!

— Мудрое, пушистое животное! — поправил он. — А ты, то ли ведьма, то ли человечка обычная, то ли неведомо кто.

— Поговори мне ещё! Ведьма я. Пусть и недоучка.

— Вот именно! Очень хорошо, что ты об этом помнишь. Милка хоть и добрая, но и от неё цена за услугу не зависит. Всё по велению Богов. Так что твоя темнота и незнание в ведовстве может сыграть злую шутку. Без согласия, воли на то мёртвых Дуб так и будет Дубом Лукоморским, чтоб ты знала, а то ишь, так бы каждый второй на свиданку, по выходным повадился бы бегать. Только и знай, что таксу ставь. Ирка ваша, по рассказам и при жизни эгоисткой была, а смерть никого не красит, души они вредные все. Ни одной добросердечной не встречал.

— Да нормально пройдёт, ну. Не нагнетай!

Васька лишь щёлкнул хвостом по соседнему кусту:

— Нормально… у каждого своё мерило нормального, — Васька резко смолк и остановился.

— Что тако… — не успела спросить, как он, резко выгнув спину, зашипел. Ворон, тревожно захлопав крыльями, взлетел выше злополучных низкорослых деревьев, взволнованно закаркал, наматывая широкие круги над верхушками. Вслед ему заволновались, загалдели разными криками навьи птицы. Мрачные, спрятанные глубоко внутри страхи, подняли свои головы, кусая острыми зубами нервы.

— Вась? — едва слышно прошептала я.

Котейшество не ответил, его и след как будто простыл. Оглянувшись, удивилась воцарившейся вокруг тишине. Даже тени, что на нашем пути все время играли с листвой в салки, пропали. Ни ветерка, ни шороха, ни гомона.

— Какая интересная встреча-а… — вкрадчиво протянули из-за спины, — такие

В горле застрял ком, когда сильная мужская рука легла на рёбра, медленно подскрёбывая пальцами живот. Касаясь губами кончика уха уже известный мне мужик вкрадчиво зашептал:

— А вот и краса-девица, сама в гости идёт. Раз судьба, то так тому и быть. И кто теперь скажет, что не в своём праве я. Василисушка, да, моя ты теперь, — то ли смех, ли неясное клокотание вырвалось из его горла.

Вывернувшись в крепких руках, взглянула в хитрые, обрамленные едва наметившимися лучками морщинок глаза. При взгляде на это лицо казалось, что мужчина балагур и весельчак. Как же его зовут-то? Ведь я точно должна была знать его имя…

— Простите? — стараясь держаться уверенно, выгнула бровь, кивая на руки, — а у вас заведено, что ль, чужих девушек тискать?

— Так ли и чужих? Ты ведь не инициированная, — даже не подумав ходить вокруг да около довольно пророкотал он, там самым заставив пламенеть щёки.

— Так это не свидетельство того, что нет у меня парня.

— Тот малахольный что ль? Из клуба? Твой?

— Мой, — не стала отпираться я, хотя определение было не совсем верным. Не мой. Мы никогда и не говорили о таком, но рядом с Яном, только с ним, моё сердце сладко замирало, а когда он исчезал, я тосковала, словно самый близкий и дорогой человек ушёл. Так я скучала разве что за отцом… хотя, так да не так…

— О чём задумалась? — нахал рискнул прикоснуться к одному из браслетов, что украшали руку. — Всё в облаках витаешь. Ну это нормально, так вам, девицам, положено. Нечего головы делами загружать. Знай себе кухня, дети та богам дань отдать и почет.

— На самом деле мне пора, — неуверенно повела плечом, указывая направление.

— К Милке, что ли путь держишь?

— Да, к ней.

— Ой вряд ли ответит она тебе, — хохотнул знакомец.

— Уже отвечала, — похвалилась и тут же пожалела, заметив, каким алчным, довольным огнём сверкнули его глаза.

— Даже та-ак… сильна-а, но твой новообретённый дар не поможет против меня. Не сейчас. Знаний у тебя нет.

— А я должна ставить его вам в противовес?

— Мы же уже перешли на “ты” Васенька.

— Я даже имени вашего не помню.

— Ну, я негордый, могу и напомнить, Фёдор я, Финист ясный Сокол, слыхала о таком?

— Сокол? — нехотя обвела поджарое тело взглядом.

Он зычно рассмеялся в ответ.

— А если так?

Тело мужчины раздуло, некрасиво исказив милые черты лица, сращённый с губами нос превратился в острый длинный, смертоносный клюв. Всё тело Фёдора поросло перьями, что при ярком свете заиграли шоколадно-белой тёплой палитрой. Было бы красиво, если бы не крылья. Кожистые, больше демонические, чем птичьи, они были покрыты оперением урывками, словно существо недавно горело. Ноги, длинные с большими лапами, демонстративно вспороли землю удлинёнными пальцами с острыми когтями.

— Ки-ки-ки, — прострекотало существо, явно красуясь.

Кроме омерзения, никаких чувств оно не вызывало. Видимо, что-то такое промелькнуло на моём лице, так как птиц, дёрнувшись, оказался совсем близко. От него пахнуло тленом и едва различимым запахом разложения, сладковатым, ещё только-только начинающимся. Отшатнувшись, я вцепилась в рюкзак, в котором неожиданно притихла вечно болтливая куколка.:

— Противен? — его голос звучал в моей голове, ну точно как котейшества. — Всё же так больше люб?

Оперение исчезло, разъединился нос и губы, Фёдор повёл плечами, преображаясь.

— Увиденного не развидеть, — буркнула я.

— И так не нравлюсь, — прошипел он. А придётся полюбить! Коль не по чистоте сердца, не по состраданию, так по мороку и речам сладким. Будешь моей женою, сотой в гареме. — Схватив меня за