Я целовал ее, почти кусал; мое распаленное воображение хотело знать, каково это – заполучить ее, эту женщину, в мою постель, видеть ее под собой полностью обнаженной. Я хотел, чтобы все ее тело было моим, а тихие стоны, которые она издавала сейчас, превратились бы в крики под властью моих рук, рта, каждой части меня, касающейся ее.

– Боже, Дарлин, – выдохнул я между поцелуями. Мои руки запутались в ее волосах, наклоняя голову и целуя с новой силой. – Я хочу тебя, прямо сейчас.

– Я тоже, – прошептала она прямо мне в губы. – Так сильно.

В коридоре за открытой дверью послышались голоса, нарушая момент. С огромным усилием я оторвался от нее, но остался рядом, все еще чувствуя ее дыхание на своих влажных от поцелуев губах.

– Нам следует остановиться. – Я пытался перевести дыхание. – Я здесь не за этим. Не хочу просто переспать с тобой. Я хочу тебя. Черт возьми, никого не хотел так сильно. Но я хочу пригласить тебя на свидание. На настоящее свидание. Прозвучит странно, но я никогда этого не делал.

Ее глаза блестели от желаний.

– Я тоже. Не сразу, имей в виду. Все всегда заканчивается этим. Но Сойер…

– Я хочу, чтобы у тебя было все, – сказал я, втянув воздух. – Ты поужинаешь со мной? Сегодня вечером, если тебе удобно. Или завтра?

– Завтра я не могу, – ответила она, и в глазах блеснуло что-то похожее на страх. – Но сегодня вечером у нас мало времени. А как же Оливия?

– Я позабочусь об этом.

Желание снова коснуться ее было подобно голоду во всем моем теле. Но если бы я сделал это сейчас, мы никогда не вышли бы из этой студии.

– Я забронирую столик в каком-нибудь хорошем месте, – сообщил я.

– Не слишком хорошем! – воскликнула она. – Не хочу, чтобы ты потратил целую кучу денег на меня.

– Я хочу, – заявил. – Хочу отвезти тебя в достаточно красивое место, куда ты сможешь надеть еще одно черное платье, как то, в котором ты была в субботу. Чтобы заставить всех мужчин в зале завидовать мне.

Дарлин улыбнулась и открыла рот, чтобы заговорить, но я взял ее лицо в руки и снова поцеловал.

– Сегодня в семь. Настоящее свидание. Хорошо?

Она кивнула, и с огромным усилием я отстранился и удалился навстречу чему-то большему.

По дороге из Академии танцев я сотни раз открывала телефонную книжку, чтобы позвонить Максу. Каждый раз палец зависал над кнопкой вызова и каждый раз трусила.

«Ты знаешь, что он скажет тебе сделать – рассказать Сойеру правду».

Я зажмурилась, пока поезд стучал и трясся подо мной.

С каждым пройденным кварталом моя решимость то росла, то угасала. Да, Сойер заслуживал знать правду, и я собиралась позвонить Максу, чтобы получить моральную поддержку. А в следующую минуту меня посещала мысль о том, что Сойер возненавидит меня, и отодвигала телефон.

Вместо этого я позволила своим пальцам прикоснуться к губам, на которых еще ощущались поцелуи Сойера. Наш первый поцелуй. От воспоминаний мое сердце бешено застучало в груди.

Губы Сойера на моих губах были именно такими, какими я себе их представляла. Мягкие и жесткие. Сладкие и горячие. Требовательные и вместе с тем дарящие наслаждение. Я хотела еще больше поцелуев, его тела, плотно прижимающегося ко мне. Вспоминала, как он смотрел на меня…

«Он никогда больше не посмотрит на тебя так же, если ты расскажешь ему».

Когда я добралась до дома, мой желудок превратился в комок нервов, беспокойство смешалось с восторженными бабочками. Я устремилась вверх по лестничным пролетам к себе в надежде, что нагрузка сожжет эту тревогу, и я разберусь, что делать дальше.

– Почему я вообще должна ему что-то рассказывать? – задала я вопрос пустой квартире. – Для этого нет никаких причин! Прошлое должно оставаться в прошлом.

Я приняла горячий душ, почистив кожу мочалкой, будто могла стереть шепот запертых в ней воспоминаний: о ночах, проведенных в тюрьме или на больничной койке, с торчащей капельницей из вены, чтобы вывести яд из организма…

Несмотря на то, что наркотиков в моей крови давно не было, оставленный ими стыд причинял боль, отравляя жизнь.

Я вышла из облака горячего пара, обмотавшись полотенцем, и взяла телефон. Прежде чем успела бы себя остановить, я набрала Макса.

– Макс слушает.

– Привет, это я.

– Привет, я. Эй, что-то случилось?

– Сойер поцеловал меня, – выпалила я. – И сегодня вечером мы идем на свидание. Просто я подумала… что ты, как мой спонсор, должен знать.

Тишина.

– Ты здесь?

– Здесь, – медленно проговорил Макс. – Перевариваю услышанное. Больше ничего не хочешь мне сказать?

– Нет. Это все. – Я нервно накручивала прядь влажных волос на палец. – Он пригласил меня на ужин. О, еще в субботу мы ходили на танцы. Было весело. Ничего особенного.

«Видишь, как хорошо я справляюсь?» — хотелось мне крикнуть об этом во всеуслышание.

– Хорошо.

В прошлый понедельник Макс не смог перенести смену и пропустил собрание АН. Тогда я посчитала это редкой удачей, но сейчас жалела, что его там не было. Мы могли бы поговорить.

«Я хотела бы поговорить».

Я тихонько всхлипнула, и вся притворная бравада тут же испарилась. Я опустилась на свой маленький диванчик.

– Черт возьми, Макс, это отстойно.

– Знаю, – ответил он. – Расскажи мне.

– Я хочу. Хочу быть с ним честной. Очень. Поэтому у меня крутит живот, да? Сойер не похож на тех мужчин, с которыми я когда-либо была. Меня не просто тянет к нему, Макс. Он мне нравится. Так сильно. Совсем не так, как раньше мне нравились мужчины. А его маленькая дочь… – Слезы брызнули из глаз. – Я без ума от нее. И я хочу…

– Что, Дар? – тихо спросил Макс. – Чего ты хочешь?

«Всего».

– Я не знаю, – ответила я, рукавом вытирая глаза. – Что бы я ни сделала, всегда буду той девчонкой. Слабой и безвольной. У которой внутри была зияющая дыра желания, и она заполняла ее разным дерьмом. И знаешь что? Наркотики исчезли, но желание все еще там; и я хочу заполнить эту дыру чем-то хорошим, что находится прямо передо мной, но боюсь бороться. – Мой голос совсем стих. – Я боюсь, Макс, что он возненавидит меня.

– Если он хороший парень, то не возненавидит. Но ты должна рассказать ему. Не только ради того, чтобы он жил с этой правдой, но и для себя. Это будет честно по отношению и к нему, и к тебе. Ты целиком и полностью заслуживаешь, чтобы тебя любили, Дарлин, всю тебя, а не какую-то одну часть.