Николай Петрович Кирсанов и Мария Огузкова в один голос ахнули.

– Да! – воскликнул Евгений. – Именно на этой женщине, как многие из вас знают – взбалмошной и, как утверждают, даже не вполне нормальной – женат был в молодости, в конце восьмидесятых годов, покойный Павел Петрович Кирсанов… И когда я вдруг узнал – там, в Англии, – что в одном из колледжей учится парень с фамилией Кирсанов, я приложил усилия, чтобы познакомиться с тобой… Я справедливо рассудил, что ты на деле можешь оказаться моим двоюродным братом… Прости меня, Аркаша, что я не раскрывал перед тобой всех карт… Ты можешь счесть, что я воспользовался тобой, но это неправда… Если встретился я с тобой в тот самый первый момент нарочно, то подружился уж никак не специально, а от чистого сердца…

Аркадий сидел за столом понурив голову, весь красный. На этом месте пассажа Евгения он вдруг вскочил, с грохотом отодвинул стул и опрометью выбежал из гостиной.

– Я потом еще раз извинюсь перед ним лично, – продолжал Базаров. – Надеюсь, он простит меня! Простите и вы меня, Николай Петрович, и все те, кто принимал меня как друга Аркадия – я был (и остаюсь!), поверьте, его другом… Вы можете спросить меня: как я мог выходить драться на дуэли против своего предполагаемого отца? Но, во-первых, что мне оставалось делать, чтобы сохранить самоуважение? А во-вторых, даже рискуя собой, я дважды во время поединка стрелял в воздух…

Мы все смотрели на Евгения во все глаза, слушали во все уши – а Фенечка вполголоса переводила речь молодого человека Мигелю. А Базаров продолжал:

– Неслучайным оказалось и то, что здесь, в вашем доме, появился частный детектив Синичкин. Да, его пригласил сюда Аркадий, однако сделал он это по моей наводке. И подлинная цель сыщика заключалась в том, чтобы определить достоверно, являюсь ли я родным сыном Павла Петровича. К сожалению, Синичкин не смог познакомиться с живым-здоровым Кирсановым-старшим, однако в ходе осмотра спальни погибшего он позаимствовал пару волосков с его расчески, затем волосы Павла Петровича он отправил на срочное исследование ДНК вместе с образцами моей крови. И вот сейчас результат ДНК-теста готов. И, как мне сказали, помощница Синичкина Римма прибыла сюда, чтобы огласить вердикт.

Римка с полуслова поняла, что настал ее выход. Она достала из сумочки конверт, развернула его и прочитала:

– С вероятностью девяносто девять, запятая, и девяносто девять десятых процента пробы совпадают, то есть Евгений Базаров является родным сыном Павла Петровича Кирсанова.

– А раз так, – подхватил я мысль своей прекрасной помощницы, – именно он, Евгений Базаров, является по закону наследником всего состояния Павла Петровича Кирсанова.

Я внимательно следил за тем, как реагируют на новость все присутствующие в гостиной.

До не владевшего русским Мигеля дошло лишь пару минут спустя, когда достиг своей цели перевод Фенечки – она, кстати, оставалась бесстрастной и никак не переменилась в лице. Слуги, Нина и Глеб, остановились в обалдении, словно массовка в телевизионных шоу… Марии Огузковой и ее сожителю Константину новость явно пришлась не по вкусу, хотя, казалось бы, какое им дело до имущества Павла Петровича! А Николай Петрович, опять вмиг лишившийся наследства, застыл в изумлении.

– Так что же это? – вымолвил изумленный Кирсанов-старший. – Теперь он будет считаться моим племянником?

– Судя по всему, так, – с любезным поклоном объявил Евгений. – И коль скоро зашла речь. Тут несколько раз при различных обстоятельствах упоминалось о некой коллекции, которая принадлежала будто бы в равных долях Николаю Петровичу и Павлу Петровичу. Раз я являюсь законным (и единственным) наследником Павла Петровича, я хотел бы, не сочтите за наглость, как можно скорее ознакомиться с вышеупомянутым собранием. Кроме того, предлагаю немедленно пригласить экспертов для оценки вышеуказанной коллекции.

Вдруг возникший разговор о собрании, да еще со стороны постороннего человека (а пока Евгений таковым и выглядел), показался всем присутствующим, даже мне, довольно наглым. Не понравился он, что естественно, ни Николаю Петровичу, ни Фенечке, ни Марии с Константином (хотя, казалось бы, последним что за дело?).

– Прежде чем претендовать на что-то, – грудным голосом проговорил Кирсанов, – или хотя бы даже знакомиться с коллекцией, рассматривать ее или вызывать экспертов, следует для начала официально вступить в права владения. Дело это, насколько я понимаю, небыстрое, не один даже месяц тянется.

– То есть до улаживания всех формальностей вы мне коллекцию не покажете, я правильно вас понял?

– Все верно. Нечего вам ее видеть.

– Да? Хм. Новые наследники маринуются, как я знаю, полгода. А если вы за это время самое ценное из собрания распродадите?

– Придется вам поверить нам на слово.

– Думаете, на вас, Николай Петрович, не найдется никакой управы? Посмотрим. У меня имеются хорошие помощники, – Базаров кивнул на нас с Римкой.

Кирсанов после того только засопел, нахмурился, но ничего не сказал.

После этой стычки ужин заканчивался в напряженном молчании.

Разве что Базаров, явно чувствуя себя хозяином положения, принялся недвусмысленно ухаживать за моей помощницей.

Римка вся млела, и мне, признаюсь, эти ухаживания пришлись не по вкусу.

* * *

Прошло несколько дней.

Римку я в предчувствии надвигающихся событий попросил задержаться в имении.

Каждый здесь, в хаупском доме, занимался своими делами.

Аркадий продолжал искать себе места и пару раз выезжал в столицу на собеседования.

То же самое и Евгений. Вдобавок он много гулял по окрестностям, катался на велосипеде, а однажды я видел его возвращающимся от калитки, ведущей к участку Одинцовой.

Между Аркадием и Евгением после признания последнего пробежала, как мне казалось, черная кошка. Я больше не видел, как они сходятся вместе и задушевно, как раньше, беседуют.

Мария Огузкова и Константин Пятихатов как ни в чем не бывало продолжали гостить на половине Павла Петровича. Много гуляли вдвоем по имению и окрестностям, сами готовили на кухне на своей половине.

Практика совместных обедов-ужинов прекратилась.

Фенечка нянчила сыночка, но пару раз выезжала в Москву. Также и невенчанный ее супруг Николай Петрович. Говорили, что его призывают в столицу дела вузовские.

Окольно я узнал, что всех шестерых вышеупомянутых вызывал на допрос в Следственный комитет мой друг Юрец.

Продолжал гостить и осиротевший Мигель. Он заявил, что увезет тело Антонины Николаевны на новую родину, в Америку. Однако для начала следовало дождаться окончания экспертиз и разрешения на это от властей. Молодежь – Евгений, Аркадий, да и Фенечка – языкового барьера с ним не имела, но и особого стремления к общению не выказывала. В результате, не умея ни с кем толком объясниться из русскоязычных, он бродил, неприкаянный, по дому и саду и часто закрывался в своей комнате.