Прокуроры были поражены, что десяти обвиняемым удалось избежать какого-либо наказания. Среди них был доктор Вильгельм Манн, военный председатель Degesch, главного поставщика циклона Б, который лично контролировал спонсорство Farben медицинских экспериментов Йозефа Менгеле. Еще больше обвинители поразились, услышав наказания. Поскольку Дюбуа считал, что на смертную казнь никого не отправят, он просил тюремное заключение от 20 лет до пожизненного. Но самым долгим сроком стали 8 лет – Амбросу и Дюррфельду. Пятеро обвиняемых в военных преступлениях получили меньше 2 лет. И суд дал обвиняемым поблажку, засчитав время, проведенное в ожидании вердикта, за часть отсиженного срока. Дюбуа и его команда покинули зал суда в ярости.

– Такое наказание годится хулигану, укравшему курицу, – пробормотал он[350].

Капезиус пристально следил за процессом над директорами Farben, одновременно составляя план своей новой жизни. В 1949 году он съехал с маленькой квартирки и перебрался в трехкомнатный кондоминиум, приобретенный за 50 тыс. дойчмарок (205 тыс. долларов в 2015); жилье находилось на Фрулингштрассе, престижном районе Гёппингене в 48 км от Штутгарта. Внимательного читателя может удивить, что Капезиус, оторванный от семьи и сбережений в Румынии, получающий минимальную зарплату в скромной аптеке, располагал достаточными для всего этого финансами. Он рассказал американцам, англичанам и немцам, которые занимались его денацификацией, что лишился состояния (20 тыс. рейхсмарок) «в результате румынской оккупации после войны»[351]. К счастью для него, никто не спрашивал, откуда у него деньги. Немецкие прокуроры позже пришли к заключению, что воссоединение Капезиуса, доктора Франка и доктора Шаца (освенцимских стоматологов) в Гёппингене состоялось, потому что им удалось вернуть золото, украденное из лагеря, и разделить добычу между собой[352]. Капезиус планировал использовать это золото, чтобы начать новую жизнь после войны. Ему это удалось. В 1950 году в Гёппингене он получил аптекарскую лицензию от Баден-Вюртемберга и купил мясную лавку за 150 тыс. марок. Вскоре он принялся переделывать ее в современную аптеку[353]. «Рыночная аптека» (Markt-Apotheke) распахнула двери для покупателей 5 октября того же года[354].

Капезиуса устраивала скорость, с которой он восстанавливал состояние. Но его поразило насколько стремительно изменилась судьба директоров Farben. Через пару месяцев после открытия Markt-Apotheke передовицы немецких газет писали, что Карл Краух, руководивший компанией в годы войны, был освобожден уже через пару лет из 8, к которым был приговорен. А вскоре вышли на свободу все приговоренные вместе с ним: американский верховный уполномоченный Джон МкКлой удовлетворил немецкие прошения о помиловании и смягчил приговоры около 70 % осужденных нацистов[355]. Орда журналистов накинулась на директоров Farben, не успели те выйти из Ландсбергской тюрьмы. Фриц тер Меер с улыбкой сказал:

– После взятия Кореи американцы стали такими дружелюбными[356].

Так он саркастично намекнул на противостояние в Азии между США и коммунистическим Китаем из-за Корейского полуострова.

Капезиуса радовал факт, что, несмотря на проигранные дела, карьеры этих ученых и бизнесменов не пострадали в новой Германии, при том что изначально союзники запретили военным преступникам продолжать работу в их прежней индустрии. Карл Краух стал директором (прибыльная должность) Chemische Werke Hüls AG, бывшее дочернее предприятие Farben, сыгравшее ключевую роль в организации производства синтетического каучука в компании. Германн Шмиц, бывший исполнительный директор Farben, стал председателем Rheini Steel и директором берлинского банка. Генрих Бютефиш занял пост директора Ruhr-Chemie. Фриц Гаевский, управляющий Agfa для Farben в военные годы, стал председателем трех немецких химических компаний подряд. Вильгельм Манн и Генрих Хёрляйн, бывшие управляющие Degesch, присоединились к совету директоров Bayer. Кристиан Шнайдер, руководитель топливного производства Освенцима, стал консультантом нескольких европейских химических консорциумов и получал неплохую зарплату. Отто Амброс, избравший место постройки Освенцима, стал председателем Chemie Grünenthal и директором шести самых престижных химических фирм Германии. Макс Ильгнер, который управлял службой технической разведки Farben, стал успешным политическим лоббистом в Бонне[357].

Что касается самого конгломерата: до 1949 года включительно Farben находилась под надзором союзников, а в 1951 году компания официально распалась[358]. Так совпало, что в том же году один из выживших евреев подал первый гражданский иск против компании с требованием репарации за рабский труд, что в итоге вылилось в выплаты 5855 жертвам сумм от 1,25 тыс. до 8,5 тыс. долларов (8,8–60 тыс. долларов на 2015 год).

В результате роспуска Farben появились четыре крупных компании[359]. Bayer практически сразу стала одной из десяти крупнейших фармацевтических компаний мира; Agfa – ведущим производителем фотоаппаратов; BASF выделялась как крупнейшая химическая фирма во всем мире; а Hoechst, научно-химический конгломерат, оказалась одной из самых прибыльных немецких компаний. А кто сможет управлять этими компаниями лучше, чем бывшие директора Farben, освобожденные от наказания за военные преступления? Фриц тер Меер, единственный признанный виновным по двум обвинениям, занял пост всемогущего председателя Bayer[360]. Карл Вурстер стал руководителем BASF и президентом немецкой Ассоциации химической промышленности. А Фридрих Йене, главный инженер Farben, занял пост председателя Hoechst.