граждан, а с обеда до вечера ставил печати на бланки.

«Луше умереть в полете, быстро, сгореть! Чем гнить тут всю жизнь в этом проклятом бюро!» — думал он, выглядывая из окна на небо.

Сопленеву повезло — коллеги по бюро подарили ему на юбилей сертификат на полет на легком прогулочном самолете.

И вот он летел, окрыленный буквально, не веря своему счастью, как ребенок. Самолёт набрал высоту и парил над городом. Все было маленьким, не настоящим — дома, дороги, машины, люди.

Коллежский регистратор Сопленев прилип к окну и смотрел во все глаза, еще не веря в реальность происходящего.

— А это что такое? — спросил он, указывая куда-то в сторону.

Пилот не отреагировал. Он привык к таким вот дурачкам, которых возил по два раза на дню и которые ничего, кроме бреда радости, не говорили.

— Там летит что-то, — повторил Сопленев, приглядываясь.

В воздухе летел лучик, переливаясь на солнце, отражая свет. Он был совсем маленьким и походил на… иглу. Но ведь иглы не могут парить в воздухе? Может, это какой-то снаряд?

— Капитан! — тревожно воскликнул Сопленев. — Там…

— Не дергайтесь! — строго сказал капитан. — И не отвлекайте меня от полета.

— Просто там…

— Я сказал…

Капитан глянул в окно и тоже вдруг увидел странную иглу.

— Какого… — только и успел вымолвить он, округлив от удивления глаза.

А потом странная игла вдруг резко изменила траекторию, повернула и пронзила самолет насквозь — от винта, двигателя, обшивки, до хвоста, выжигая магией сталь, превращая ее в пар.

Коллежскому регистратору Сопленеву повезло. Он умер мгновенно, именно так как и хотел — в полете, быстро, сгорел.

А Игла продолжала лететь в сторону шпагинской башни.

Глава 16

К Некрасову удалось попасть довольно быстро. Едва мы называли свои фамилии, как нас тут же пропускали вперед, учтиво сообщая в какой кабинет нам нужно. Видимо Некрасов отдал распоряжения кому нужно и нас ждали. Хотелось только верить, что не с наручниками.

Нужный кабинет оказался открыт. Некрасов приветствовал нас, пригласил войти. Без лишних слов я достал аркан и протянул его хозяину кабинета. Некрасов вопросительно глянул на меня, но я лишь сказал, что это позволит снять все вопросы к Пантелееву.

И активировал карту. В тот же миг перед сотрудником появился Березов. Глаза его были полны ужаса, а сам он представлял жалкое зрелище. Казалось, что его пережевал огромный монстр, да выплюнул, не впечатлившись вкусом.

— Господин Березов? — удивленно спросил Некрасов, глядя на внезапно появившегося бедолагу.

— Я все расскажу! Все! Только прошу, не держите меня больше в этом… аркане! — Березов упал на землю и принялся целовать ноги офицеру.

— Что вы хотите рассказать? — спросил Некрасов. — Да прекратите вы мне ботинки марать! Встаньте! Что вы хотели рассказать?

— Это я оговорил Пантелеева. Он ни в чем не виноват! Это все я. Так уж получилось. Виноват!

Повернувшись в сторону и увидев меня, Березов вздрогнул. Затараторил еще быстрей:

— Я все скажу! Только уберите меня от этого!

— Вопрос закрыт? — спросил я Некрасова.

Тот кивнул. Сказал:

— Думаю, Пантелеева мы отпустим уже сегодня. А сейчас я прошу меня извинить, еще предстоит много бумажной работы.

Некрасов кивнул своим сотрудникам и те повели Березова в другой кабинет.

Мы распрощались с Некрасовым и двинули с сестрой домой. Хотелось верить, что вопрос с Пантелеевым и в самом деле закрыт окончательно.

Еще на подъезде к поместью мы увидели странное фиолетовое свечение, висящее в небе. Форма свечения была неопределенная, то расплываясь в клубах, то собираясь в причудливые узоры, напоминающие древние руны. Его цвет был не однотонным, а переливающимся: от глубокого сиреневого до почти черного.

В воздухе ощущалось странное напряжение, как перед грозой. Деревья вокруг поместья казались черными силуэтами, а птицы молчали. Мне все это не понравилось. Что-то не то…

— Никогда такого не видела, — произнесла Дарья, разглядывая округу.

Мы подъехали к дому. Там нас уже ждал Босх. Он был возбужден, бегал по траве и что-то кричал на своих подручных. Увидев меня, он подбежал ко мне.

— Шпагин, там такое…

Босх был напуган.

Я никогда его таким не видел и оттого сам вдруг почувствовал, что начал нервничать.

— Шпагин, там все бурлит, все пенится! Ведьмин котел, ей-богу!

— Босх, да о чем ты? Можешь внятно объяснить.

Клех судорожно сглотнул, протер грязной трясущейся ладонью взмокший лоб.

— Мы работали как обычно, камень добывали, в хвост его и в гриву! А потом как прилетит что-то, как зашипит… На иглу похожее… И пробило…

— Что пробило?

— Все пробило, в хвост его и в гриву! Землю, породу, камень, скальник. Все пробило. И ушло.

— Куда ушло?

— В темноту. В самое сердце шахты. А потом началось. Потоки силы начали выходить из глубин. Мы еле успели ноги унести!

— Так, Босх, давай ты сейчас сделаешь несколько глубоких вдохов? Успокойся.

Клех кивнул.

— Шпагин, произошло пробитие. Я про такое один раз слышал.

— Пробитие?

— Да. Под толщей, под камнями и рудой есть нечто, что создает эти самые магические камни. Первооснова. Сила. Понимаешь? Ведь камни не могут же просто так появляться? Их что-то создает. Кто-то называет это Матерью, кто-то Силой, кто-то — Основой. Но как не назови смысл один. Эта самая Основа бежит там, глубоко-глубоко и никто не может туда попасть, даже если копать будет сотни лет. Это каждому клеху известно. Нам, смертным, это не доступно. Это совсем другие грани, за которые нам не пройти. Основа создает камни, но не сама. Основа просто течет, а эманации, которые расходятся от нее и рождают эти самые камни и руду. Теперь понятно?

Я кивнул.

— Никто не может увидеть Основу. И она сама не выходит наверх. Рассказывают только байки за кружкой браги, что мол однажды все же был выплеск, который уничтожил целый город. Но это байки, чтобы попугать друг друга. А тут…

Босх вновь судорожно сглотнуть.

— Что-то пробило защитный слой и Основа изливается. Нам всем конец!

— Так, Босх, не паникуй!

Я глянул на башню. С виду ничего необычного не происходило, только над самим строением сгустилось какое-то фиолетовое свечение. Но вот на магическом уровне… Я ощущал, как бурлит поток, такой сильный, какой я раньше никогда не видел в своей жизни. Он поднимался высоко в небо, теряясь