Он поднялся и быстро осмотрел кучу костей. Человеческие. Ивсе эти люди в момент смерти были закованы в кандалы, и, вероятнее всего, наних не было одежды. Кости были раскрошены и обглоданы. Когда их грызли, людимогли уже быть мертвы. Впрочем, могли и не быть.

Из ямы его вывел штрек, длинный и прямой как стрела.Сланцевая стена была обработана довольно гладко. Это уже не походило на копи.

Неожиданно он вышел в огромную каверну, потолок которойтонул во мраке, а в центре располагалась гигантская, черная, бездоннаяпропасть, через которую был переброшен каменный, слишком уж изящный на видмосток.

Со стен гулко капала вода, отзываясь эхом. Из пропасти веялохолодом и тянуло вонью. Амулет вел себя спокойно. Геральт ступил на мостоквнимательно и осторожно, стараясь держаться подальше от разваливающихся перил.

За мостком оказался еще один коридор. В гладко обработанныхстенах Геральт приметил ржавые держатели для факелов. Здесь тоже были ниши, внекоторых стояли статуйки из песчаника, однако годами капавшая вода изгладилаих и превратила в бесформенных истуканов. В стены были заделаны плиты сбарельефами.

Выполненные из более стойкого материала, они сохранилисьлучше. Геральт узнал женщину с лунными рогами, башню, ласточку, кабана,дельфина, единорога.

Услышал голос.

Остановился, затаил дыхание.

Амулет дрогнул.

Нет, это не обман слуха, не шорох осыпающегося сланца, неэхо капающей воды. Голос. Человеческий голос.

Геральт прикрыл глаза, напряг слух. Локализовал.

Голос — он мог поклясться — исходил из очередной ниши, из-заочередной скульптурки, размытой, но не настолько, чтобы утратить округлыеженские формы. На сей раз медальон оказался на высоте. Сверкнуло, и Геральтнеожиданно заметил в стене проблеск металла. Он схватил размытую фигуру женщиныв объятия, крепко сжал, повернул. Раздался скрежет, стенка ниши развернулась настальных навесах, открыв винтовую лестницу.

Сверху снова донесся голос.

Геральт не стал раздумывать.

Наверху обнаружилась дверь. Она открылась легко, без скрипа.За дверью — маленькое сводчатое помещение. Из стен торчали четыре огромныхлатунных цилиндра, концы которых расширялись, образуя раструбы. Посредине,между раструбами, стояло кресло. А в нем… скелет. На черепе с отвалившейсянижней челюстью сохранились остатки берета, на костях — лохмотья некогда оченьбогатой одежды, на шее золотая цепь, а на ногах погрызенные крысами ботинки изтисненой козловой кожи с сильно загнутыми мысами.

В одной из труб послышалось чихание, такое громкое инеожиданное, что ведьмак даже подскочил. Потом кто-то трубно высморкался.Усиленный латунными трубами звук был прямо-таки адским.

— Будьте здоровы, — послышалось в трубе. — Нувы и сморкаетесь, Скеллен.

Геральт столкнул скелет с кресла, не преминув снять испрятать в карман золотую цепь. Потом сам уселся у раструба.

* * *

У одного из них голос был басовитый, глубокий и гулкий.Когда он говорил, латунная труба даже вибрировала.

— Ну вы и сморкаетесь, Скеллен. Где это вы такпростудились? И когда?

— Не стоит об этом, — ответил простуженный. —Вцепилась, проклятая хвороба, и держится, то отпустит, то снова схватит. Дажемагия не помогает.

— Может, есть смысл сменить магика? — послышалсядругой голос, скрипучий, будто заржавленные дверные петли. — Вильгефорцпока что не может похвастаться особыми успехами. Вот что, мне кажется…

— Давайте не будем, — вступил в разговор кто-то,говоривший с характерным затягиванием слогов. — Не для того мы съехалисьсюда, в Туссент. На край света.

— На паршивый край света!

— Этот край света, — сказал простуженный, —единственная известная мне краина, у которой нет собственной службыбезопасности. Единственный уголок империи, не нашпигованный агентами Ватье деРидо. Все считают здешнее вечно веселое и полупьяное княжество опереточным, иникто не принимает всерьез.

— Такие «уголки», — сказал затягивающийслоги, — всегда считались и были раем для шпионов и любимым местом ихвстреч. А потому притягивали и контрразведку, и агентов, и всяческого родасоглядатаев и подслушивателей.

— Возможно, так было раньше. Но не в эпоху бабьегозасилья, которое тянется в Туссенте почти сотню лет. Повторяю, мы здесь вбезопасности. Здесь нас никто не найдет и не подслушает. Мы можем изображать изсебя купцов, спокойно обговорить весьма животрепещущие также и для вашихкняжеских милостей проблемы. Для ваших личных благ и латифундий.

— Я презираю все личные блага, вот что! —возмутился скрипучий. — И не ради личного я сюда явился! Меня волнуетисключительно благо империи. А благо империи, милостивейшие государи, это —крепкая династия! Ибо несчастьем и огромным злом для империи будет, если натрон усядется какой-нибудь гнилой плод паршивой крови, потомок физически идушевно больных северных корольков. Нет, господа! На это я, Ветт из де Веттов,клянусь Великим Солнцем, не буду взирать в бездействии! Тем более что моейдочери уже было почти обещано…

— Твоей дочери, де Ветт? — зарычалгулко-басовитый. — А что тогда говорить мне? Я, который поддержал сосункаЭмгыра еще тогда, в борьбе против узурпатора? Ведь именно из моей резиденциикадеты отправились штурмовать дворец! А еще раньше что? Именно у меня онпрятался! Еще будучи мальком, он лакомо поглядывал на мою Эйлан, улыбался,комплименты расточал а за гардиной, я-то знаю, сиськи ее тискал. А теперь что?Другая императрица? Такой афронт? Такая обида? Император Вечной Империи вышедочерей древних родов ставит приблуду из Цинтры? А? Сидит на троне по моеймилости и мою Эйлан отвергать смеет? Нет, этого я не потерплю!

— И я тоже! — крикнул очередной голос, высокий ивозбужденный. — Мною он тоже пренебрег! Ради цинтрийской приблуды бросилмою жену!

— По счастливой случайности, — проговорил человек,затягивающий слоги, — приблуду отправили на тот свет. Что следует изсообщения господина Скеллена.

— Я внимательно выслушал сообщение господинаСкеллена, — сказал скрипучий, — и пришел к выводу, что из него неследует ничего, кроме того, что приблуда исчезла. Если же исчезла, значит,может объявиться вновь. С прошлого лета она исчезала и возникала неоднократно!Ведь так? Да уж, ничего не скажешь, господин Скеллен, разочаровали вы насвесьма, вот что! Вы и ваш чародей Вильгефорц.