Она прохаживалась от бокса к боксу, пиная солому. На нейбыла короткая рысья шубка, белая атласная блузка, черная юбка для верховой ездыи высокие сапоги. Кони фыркали, чувствуя пышущую от нее ярость.

— Так-так, — сказала она, увидев его и изгибаяхлыст, который держала в руке. — Сбегаем! Не попрощавшись! Ибо письмо,которое лежит у меня на столе, — не прощание. Во всяком случае не послетого, что нас связывало. Насколько я понимаю, твое поведение вызвано невероятноважными причинами, объясняющими и оправдывающими его.

— Объясняющими и оправдывающими. Прости, Фрингилья.

«Прости, Фрингилья», — повторила она, яростно кривягубы. — Как кратко, как экономно, как просто и без претензий, какая заботао чистоте стиля. Письмо, которое ты оставил мне, даю голову на отсечение,вероятно, выглядит столько же изысканно. Без излишнего многословия, еслиговорить об аргументах.

— Я должен ехать, — выдавил он. — Тыдогадываешься почему. И из-за кого. Прости меня, прошу. Я намеревался сбежатьскрытно, втихую. Я не хотел, чтобы ты пыталась поехать с нами.

— Напрасные страхи, — процедила она, сгибая хлыств кольцо. — Я не поехала бы с тобой, даже если б ты умолял, валялся у меняв ногах. О нет, ведьмак. Поезжай один, один погибай, один подыхай на перевалах.У меня нет перед Цири никаких обязательств. А перед тобой? Знаешь ли, сколькотаких, как ты, умоляло меня дать им то, что досталось тебе и что ты сейчас спрезрением отбрасываешь, зашвыриваешь в угол?

— Я никогда тебя не забуду.

— И-эх, — прошипела она. — Ты сам даже недогадываешься, как мне хочется сделать, чтобы это было правдой. И даже не спомощью магии, а просто при помощи этого хлыста!

— Ты этого не сделаешь.

— Ты прав. Не сделаю. Не смогу. Я буду вести себя какподобает опостылевшей и брошенной любовнице. Классически. Уйду, высоко поднявголову. Достойно и гордо. Глотая слезы. Позже я буду реветь в подушку. А потомсойдусь с другим.

Она уже почти кричала.

Он не произнес ни слова. Она тоже умолкла. Наконец сказаласовершенно иным голосом:

— Геральт. Останься со мной. Мне кажется, я люблютебя. — Она почувствовала, что он колеблется. Явно колеблется. —Останься со мной. Прошу. Я никогда никого не просила и не думала, что попрошу.Тебя — прошу.

— Фрингилья, — ответил он, помолчав. — Тыженщина, о которой мужчина может только мечтать. Я виноват лишь в том, чтомечтать не способен.

— Ты, — сказала она, тоже помолчав и кусаягубы, — как рыболовный крючок, который вырвать можно только вместе скровью и мясом. Что делать, я сама виновата: знала, на что шла, играя с опаснойигрушкой. К счастью, я знаю также, как управиться с последствиями. В этом япревосхожу остальное бабское племя.

Он молчал.

— Впрочем, — добавила она, — разбитое сердцехоть и болит долго, гораздо дольше, чем сломанная рука, но срастается гораздо,гораздо быстрее.

Он и на этот раз не сказал ничего. Фрингилья посмотрела насиняк у него на щеке, — Ну, как мой амулет? Хорошо действует?

— Просто великолепен. Благодарю.

Она кивнула.

— Куда едешь? — спросила она совершенно инымголосом и тоном. — Что ты узнал? Тебе уже известно место, где скрываетсяВильгефорц, верно?

— Верно. Только не проси меня сказать, где это. Я нескажу.

— Я у тебя эту информацию покупаю. Баш за баш.

— Ах так?

— У меня есть достаточно ценные сведения, —продолжала она. — А для тебя — так просто бесценные. Я продам их тебевзамен за…

— … за спокойную совесть, — докончил он, глядя ейв глаза. — За доверие, которым я тебя почтил. Кажется, только что шла речьо любви? А теперь уже начинается торг?

Она молчала долго. Потом резко, сильно ударила хлыстом поголенищу.

— Йеннифэр, женщина, именем которой ты несколько разназывал меня ночью в самые неподходящие для этого моменты, никогда не предавалани тебя, ни Цири. Она никогда не была сообщницей Вильгефорца. Чтобы спастиЦири, она пошла на невероятный риск, потерпела поражение и попала в рукиВильгефорца. Осенью прошлого года он пытками принудил ее сканировать, чтобыотыскать Цири. Жива ли она — неизвестно. Больше я ничего не знаю. Клянусь.

— Благодарю тебя, Фрингилья.

— Уходи.

— Я верю тебе, — сказал он, не двигаясь сместа. — И никогда не забуду, что было между нами. Я верю тебе, Фрингилья.Я не останусь с тобой, но, пожалуй, я тоже тебя любил… По-своему. Прошу тебя,то что ты сейчас узнаешь, сохрани в величайшей тайне. Убежище Вильгефорца находитсяв…

— Подожди, — прервала она. — Скажешь этопозже, выдашь это позже. А сейчас, перед отъездом, попрощайся со мной. Так, какдолжен попрощаться. Не записками, не детскими извинениями. Попрощайся со мнойтак, как этого хочу я.

Она скинула рысью шубу, бросила на кучу соломы. Рывкомразорвала блузку, под которой не было ничего. Упала на шубку, потянула его засобой. На себя. Геральт ухватил ее за шею, подтянул юбку, сразу же понял, чтоперчатки снять уже не успеет. На Фрингилье, к счастью, перчаток не было. Итрусиков тоже. К еще большему счастью, на ней не было и шпор. К счастью —потому что через мгновение каблуки ее верховых сапог уже были буквально везде —если б она носила шпоры, страшно подумать, что могло случиться.

Когда она крикнула, он поцеловал ее. Придушил крик.

Лошади, чувствуя необузданную человеческую страсть, ржали,топали, бились в боксах о перегородки, так что пыль и сено сыпались с потолка.

* * *

— Цитадель Rhys-Rhun в Назаире, у озера Муредах, —торжествующе закончила Фрингилья Виго. — Там убежище Вильгефорца. Явытянула это из ведьмака прежде, чем он уехал. У нас достаточно времени, чтобыего опередить. Он ни в коем случае не успеет добраться туда до апреля.

Девять женщин, собравшихся в колонном зале дворцаМонтекальво, покачали головами, одарили Фрингилью взглядами, полнымипризнательности.

— Рыс-Рун, — повторила Филиппа Эйльхарт, обнажаязубы в хищной улыбке и поигрывая пришпиленной к платью камеей изсардоникса. — Рыс-Рун в Назаире. Ну, до скорой встречи, господинВильгефорц. До скорой встречи!

— Когда ведьмак туда доберется, — прошипела КейраМец — он найдет развалины, от которых уже не будет даже нести гарью.