я ей не доверяю. Сама занимаюсь котлетами.

Готовка проходит весело и непринуждённо. Через сорок минут раскладываю еду на тарелки. У Мышки она индивидуальная. С красивым рисунком. В наборе была гибкая ложка. И она теперь с ней не расстаётся. Играется постоянно.

И этот раз – не исключение.

– Уже всё остыло, – Артур наблюдает за этой игрой, сидя напротив неё. – Ты наелась? Съела мало. Если нет, то кушай. Иначе какой-нибудь Шарик всё снова слопает.

Да-а-а, с ребёнком говорить – ему ещё учиться и учиться. Но он старается! Это вызывает уважение.

Слава поднимает на Беркутова взгляд.

– Но тут же нет Шарика…

Неожиданно отпускает ложку, из-за чего содержимое отправляется мужчине в лицо. Пюре вышло жидким, я хорошо добавила сливок… И теперь плавно скользит по его лицу.

– Ой… – прикрывает рот ладошкой.

Вот тебе и «ой»…

Мне нужно поругать её, сказать, что еда – не игрушка, но Беркутов так забавно выглядит с этим пюре на лице…

Не могу сдержаться. Смех вырывается неосознанно. Сам почистил, сам получил за это по лицу.

Вот так-то его!

Моя девоч…

Все слова вылетают из головы. Прямо в лоб прилетает целая ложка пюре.

Не поняла…

Распахиваю глаза и удивлённо смотрю на малышку. А она на меня. И замечаю одну маленькую вещь. Ложки в руках у неё уже нет…

Глава 30

– Ты…

– Руга дрогнула.

Рука дрогнула…

Сжимаю в пальцах вилку. Как бы ответить ему на это?

Ведёт себя как ребёнок!

Хватаюсь за салфетку и прикладываю к лицу. Хорошо, что картофель уже остыл.

– Ты какой пример ребёнку подаёшь? – стараюсь быть доброй, но прорываются нотки агрессии. Ах ты, Беркутов…

– Так это она мне показала, – усмехается.

Убираю пюре с лица и еле сдерживаюсь, чтобы не поступить так же, как и он. Подойти бы к нему со спины, надавить на голову и макнуть лицом прямо в салат…

– Детство в попе заиграло?

– Заиграло, – не скрывает. – Хочешь ещё?

Вижу, как он нажимает на ложку. И если отпустит – еда снова отправится в меня.

– Сделаешь это и будешь…

Слова застывают в горле.

Ещё раз.

Он сделал это ещё раз.

Усиливает мою жажду мести и вызывает детский смех мышонка.

– Мама такая красивая!

Очень…

Благо второй раз прилетает не в лицо, а в волосы.

Но не могу злиться на Артура за это. Слава так весело смеётся, что я готова сама упасть лицом в тарелку.

– Ла-а-адно, – протянув, откидываюсь на спинку стула. – Сегодня останешься жив. Но только благодаря тому, что на глазах у детей трогать тебя не буду!

– А когда вдвоём останемся? Тронешь? – подаётся вперёд, пошло улыбается и совсем не стыдиться, что мы, так-то, не одни! – Могу даже показать, где именно.

Салфетка с пюре летит ему прямо в лицо.

Резко встаю, краснея до кончиков ушей. От стыда. Мелкая-то ничего не поняла, но я-то знаю, про что он!

– А теперь убирать со стола! – командую. Показываю на Беркутова. – Ты моешь посуду. Пока я…

Морщусь.

– Купаюсь.

Только сегодня утром голову помыла, вот опять…

– А ты, маленькая шкода, – обращаю внимание на притихшую Славу, – доедаешь и помогаешь этому балбесу. Провинились!

Разбросались тут едой!

– А я – в душ!

Гордо вскидываю подбородок, прохожу мимо этих двоих, не забывая раздать подзатыльники. Лёгкие, но воспитательные.

Поднимаюсь на второй этаж, захожу в «нашу» спальню и беру с собой сумку с вещами. Ищу ванную, которую нахожу быстро. Находится на том же этаже, прямо возле лестницы.

Закрываюсь на задвижку, раздеваюсь и сажусь в ванну, врубая душ. Я бы с радостью понежилась в горячей воде и пене, но нужно быстро помыть голову, искупаться и пойти постелить Славе в комнате. Ей уже в десять пора спать.

А у нас и так ужин поздний был…

Вздохнув, откидываюсь головой на спинку ванны и на пару секунд прикрываю глаза от усталости. День был бешеный… В плане эмоций. Пока ехала сюда, распереживалась вся. Боялась, что знакомство у них не заладится. Да и вообще всё пойдёт через попу…

Но нет. Всё хорошо.

Они уже спелись.

Играются с едой…

Улыбка на губах появляется сама. Как и это горячее удовольствие, расслабляющее тело.

Не замечаю, как засыпаю под душем.

Просыпаюсь внезапно. Отчего-то начинает литься холодная вода. Подпрыгиваю, врубаю снова горячую, быстро мою голову от картошки.

Блин! Мне же Славе кровать застелить надо!

Надолго ли я уснула, а?

Не могу посмотреть. Не взяла с собой телефон.

Быстро вытираюсь насухо и лезу в сумку за вещами.

Славкина майка… Шортики… Носочки…

А моё где?

Залезаю глубже в надежде отыскать пижаму. Я ж её туда убирала! А нет ничего!

И что делать теперь?

Со всех ног бежать до комнаты и… А что там? Завернувшись в простыню, спать в доме Артура голой? Да сейчас!

За дверью как раз раздаются шаги.

Выбора у меня нет. Либо страдать ерундой, либо признать поражение и… Ладно, для начала нужно узнать, кто там.

Заматываюсь в полотенце, открываю и выглядываю из комнаты.

Блин… Лучше бы это была Славка. Я б попросила её стащить у «папы» майку и принести мне. Но нет. Артур поднимает взгляд со ступенек на меня. Нога зависает в воздухе.

Мощно.

Хотя и я не каждый день вижу полуголую девицу у себя в доме.

Так же бы смотрела. Взгляда не отрывая.

Беркутов это и делает. Проходит жалящим взглядом с головы до ног, останавливаясь на краешке полотенца на ногах.

– Хватит пялиться, – шикаю на него.

– А если дают?

Резко хлопаю дверью, скрываясь в ванной комнате, и тяжело дышу. Нахал!

– Я одежду свою не нашла, – говорю ему, зная, что услышит. – Не мог бы ты мне одолжить что-нибудь из своего?

Нет, я могла бы попробовать натянуть эту футболочку маленьких размеров на что-нибудь, но… На что? Ладошку?

– А я думал, что, когда просят, в глаза смотрят. Невежа.

Он издевается?!

Развернувшись, открываю двери. Хочу гордо пройти мимо него в одном полотенце, чтобы не думал, что я так в нём нуждаюсь. Но замираю, когда вместо привычного коридора вижу белую футболку, обтягивающую мускулистую и рельефную грудь.

Ничего понять не успеваю. Ощущаю покалывание в спине от его ладони. Артур бесцеремонно обнимает меня, прижимает к своей груди и затаскивает в ванную комнату.

Зажмурившись, пытаюсь проснуться.

Сон это, сон!

Но нет.

Припечатывает к двери.

И мой испуганный взгляд летит вверх на идеальное лицо Кривоклюва.

– Ты…

– Так-то лучше, – довольный блеск в глазах одобрительно мелькает. – Теперь можем поговорить.

– Не можем, – тихо