Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Женщина взяла в каждую руку по огромной игле, поднесла их к лицу Цзяня и вонзила в глаза. «Неприятно» — это она здорово преуменьшила. Голова у Цзяня взорвалась от боли, как будто он получил от Луды десяток смертельных ударов. Юноша даже успел подумать, что это интересный жизненный опыт — испытать столько боли и быть не в силах ее излить. Цзянь безмолвно вопил, как ему казалось, целые часы напролет, пока не лишился чувств от изнеможения.
Он сам не знал, сколько пролежал без сознания, а когда очнулся, вокруг царил мрак. Цзянь по-прежнему не мог ни двигаться, ни кричать, но, по крайней мере, слух у него действовал отменно.
— Он выживет, мастер иглоукалыватель?
Это, несомненно, был голос Тайши.
Старуха отозвалась:
— Надеюсь, что так. Поймем утром. Яд уже распространился на печень и почки. К счастью, ци у мальчика сильна — необыкновенно сильна. Кем он вам приходится? Где вы его взяли?
— Так, нигде. Подобрала из жалости.
Целительница, казалось, ей не поверила.
— Все станет ясно завтра или послезавтра. Или он сядет и попросит еды, или вам придется платить за погребальную церемонию. Моя ученица за ним присмотрит.
В разговор вступил мужской голос:
— Спасибо, доктор Куи. Еще раз прошу прощения за то, что Синьдэ разбудил вас посреди ночи. Ручаюсь, больше этого не повторится. Я заплачу за выбитое окно.
— Ваш старший ученик ясно дал понять, что дело срочное, мастер Гуаньши. Ничего удивительного. Мальчику оставалось жить несколько часов. Однако я хочу с вас платы за лечение. Это была трудная работа, далеко выходящая за рамки нашего соглашения.
— Понимаю, — сказал Гуаньши без особого восторга. — Мастер Най, вы можете заплатить доктору?
— Нет, — коротко ответила Тайши.
Настала тишина.
— Ладно, — буркнул Гуаньши. — Поговорите с Чжаосуном перед уходом.
— Вы образец добродетели и щедрости, благородный мастер, — ответила мастер Куи. — Теперь слушай внимательно, ученица. Следи за температурой больного. Если любая часть его тела приобретет фиолетовый цвет, ослабь давление. Шесть игл на почки. Если он начнет зябнуть — три на сердце и на главные меридианы, чтобы открыть пути ци. Если появятся новые симптомы черной крови или кожа станет горячей, пошли за мной немедленно. Не пытайся исцелить его сама. Понятно?
— Да, мастер, — отозвался тонкий голос. — Я буду смотреть за ним, как мать родная.
Целительница фыркнула. Послышалось шарканье, прощальные слова, затихающие шаги. Цзянь решил, что остался один, но тут двое заговорили шепотом.
— Кто он все-таки такой, Тайши? — спросил мужчина. — Твой сын?
— Не говори глупостей. Я же сказала — просто мальчишка, над которым я сжалилась. На нас напали по дороге.
— Обыкновенные разбойники не владеют смертельным прикосновением. Чей это стиль?
— Неважно, Гуаньши. Ну, мы договорились?
— Ты просишь много, а предлагаешь мало.
— Значит, с годами я не изменилась. Спасибо, Гуаньши. Вижу, ты неплохо живешь. Школа, кажется, процветает.
— Дела идут хорошо. Однако посмотри на себя: легендарный мастер лунного двора.
— Легендарный и нищий. Я бы предпочла просто быть богатой.
— Приятно вновь видеть тебя, Тайши.
— Замолкни, Гуаньши.
Голоса затихли, и Цзянь оказался в полном одиночестве. На ход времени намекали только звуки вокруг: приглушенные голоса, потрескивание половиц, пение птиц за окном, треск сверчков в ночи.
Он снова заснул, но на сей раз сон перенес его в другое место. Он увидел незнакомого мужчину со шрамом поперек губ и лысую женщину с кожей цвета миндаля, огромными глазами и ртом, раскрытым в несмолкаемом немом вопле. Цзянь помнил, что был счастлив. Потом он остался один. Тогда юноша моргнул, и все вокруг пропало. Затем он увидел Хораши — свое первое воспоминание, своего первого друга. Верного, испытанного телохранителя, который пытался его убить.
Цзянь моргнул в последний раз и увидел себя нищим на улице. В деревянной миске с водой, стоящей у его ног, отражалось постаревшее от усталости лицо. Глубокие морщины говорили о трудной жизни. О бессмысленно прожитых годах.
Он продолжал погружаться и всплывать. Иногда ему снилось, что он бодрствует, иногда — что спит. Проснувшись, Цзянь прислушивался и опять засыпал, просыпался и задремывал снова. Пять или шесть раз он засыпал в темноте. Наконец Цзянь открыл глаза и увидел свет.
Перед глазами все плыло. Он не видел ничего, кроме коричневых, зеленых и белых пятен. Потом возникло что-то синее и очень яркое и принялось тыкать ему в голову, по ощущению, крошечными ножичками. Цзянь открыл рот и поморщился — горло болело от жажды. Он попытался понять, где же находится. Кое-как ему удалось сосредоточиться.
Он лежал в бедно обставленной комнате. Деревянная дверь. Стена с оконцами под потолком. Справа — маленький столик. На столе — простой кувшин для воды. Цзянь уставился на него, чувствуя, что в горле совсем пересохло. Девушка в белом платье дремала за столом, опустив голову на руки. Свалившаяся шапочка ученицы лежала рядом, почти скрытая рассыпавшимися прядями черных волос.
— Воды, — с трудом выговорил Цзянь. — Пить.
Девушка не шевелилась.
Нужно было напиться самому. Цзянь приподнялся и с удивлением обнаружил, что руки у него свободны. Он с трудом сел и потянулся к кувшину. Ему почти удалось схватить его за ручку, но тут он потерял равновесие и рухнул с кровати.
По комнате разнесся стон. По крайней мере, Цзянь вновь обрел возможность издавать звуки.
— Эй, — хрипло проговорил он. — Девчонка, помоги. Воды.
Девушка открыла глаза и подняла голову. Ученица целительницы оказалась примерно ровесницей Цзяня. У нее были тонкие черты лица и светлая кожа. Она зевнула, посмотрела на пустую постель, потом на пациента, растянувшегося на полу.
— Меня зовут не «девчонка», а Михе, — ответила она и вновь закрыла глаза.
Цзянь хотел схватиться за стол и встать, но ноги и руки не слушались.
Он сдался.
— Воды. Михе, я хочу пить.
Та поинтересовалась, не открывая глаз:
— Я похожа на служанку?
— Ты плохой врач. Твоя обязанность — ухаживать за мной.
— Ты ведь жив, не так ли?
Цзянь наконец вспомнил волшебное слово:
— Пожалуйста, Михе, дай мне попить.
Девушка открыла глаза и сразу просияла.
— Конечно.
Она протянула руку и подала ему кувшин.
Цзянь жадно пил, обливая шею и грудь водой. Он глотал и глотал, даже не дыша, а потом, опустив кувшин, привалился к кровати. Его грудь тяжело вздымалась.