Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Голова моя шла кругом. Котов говорил правильные вещи, но чем больше он говорил, тем меньше я ему верил. Как выдавший заученный монолог актер, умолк в ожидании реплики партнера, но ее не последовало. Я просто не мог найти что сказать.
Промямлил без энтузиазма:
— Не знаю, подойдет ли, видел в Париже шоу семейных пар… Человек сто или двести, участвовали в розыгрыше автомобиля. Победителей поздравили, но получить принадлежавшую уже им машину можно было только после того, как муж ответит на десять вопросов ведущего. При всякой его ошибке на сцену выходил молотобоец и наносил по авто удар кувалдой, а камеры показывали выражение ужаса на лице супруги и радость тех, кому приз не достался…
Эдуард Владимирович, само внимание, пожевал в задумчивости губами.
— Знаете… слабовато! Идея красивая, но народ в его массе не зацепит. Играть на человеческой зависти можно и нужно, только наша цель — не реакция тех, кто в зале, нам надо дойти до каждого, заставить его проявить себя.
Жизнь человека ничему не учит. Все повторилось! Как в тот зимний день, когда за окном валил хлопьями рождественский снег. Тенью крыла огромной птицы души коснулась грусть. Я знал, что пришедшую мысль лучше было бы сразу же забыть, стереть из памяти, сжечь, и уж точно не облекать в слова, но это было выше моих сил. Греховной была эта мысль, наказуемой, тем труднее оказалось сдержать себя. Затылок налился тяжестью, кончики пальцев начало покалывать иголками.
— Скажите, Эдуард Владимирович, вы действительно откажетесь от претензий к Анне?
— Слово джентльмена! — кивнул тот, понимая, что у меня созрело какое-то решение. — Я рассчитываю на долгосрочную работу с вами, мне нет резона обманывать.
Я все еще колебался.
— Хорошо!.. По моим понятиям, шоу надо строить вокруг самоубийства в прямом эфире.
— Самоубийства? — не поверил своим ушам Котов.
— Да, именно! Причем решение, накладывать человеку на себя руки или ему будет позволено жить, должны принимать зрители. Голосовать звонками, СМС, через Интернет — это уже дело техники. Важно другое: чтобы сам этот человек верил, будто все всерьез и народ не допустит его смерти. В таком случае каждый из зрителей примерит его судьбу на себя и одновременно выступит в роли судьи. Пятьдесят, сто миллионов присяжных — и никакой театральности, все без дураков. Вплоть до самоубийства, если до него дойдет дело! Такое шоу имело бы колоссальный успех, только власти его запретят…
— Власти? — еще раз переспросил Котов. — Какие власти?.. Ах, власти! Ну, с этим проблем не будет! — Посмотрел на меня с нескрываемым восторгом. — Да!.. Говорил Феликс, что ваши способности феноменальны, но я и подумать не мог, что настолько! — Коротко задумался. — Значит, предлагаете вести подсчет голосов в прямом эфире, и если, не дай Бог…
Я кивнул.
— Успех будет зависеть исключительно от достоверности происходящего! С первой секунды и до последней. С момента, когда появится информация в прессе и до нажатия на курок пистолета или на ручку гильотины. Шоу встряхнет страну, поставит ее на уши, вызовет невиданный резонанс в мире. Смерть-лайв во все времена была самым интригующим зрелищем. Бои гладиаторов, сожжение инквизицией еретиков, а тут еще и чувство власти над себе подобным! Очень сладкое чувство, от которого у человека сносит крышу. — Потушил сигарету в услужливо поданной Котовым пепельнице. — Получится эффектно, боюсь только, ничего из этого не выйдет…
— А вы не бойтесь! — улыбнулся Эдуард Владимирович. — Разрешение и поиск денег для финансирования шоу я беру на себя! С моим знанием властных структур и умением мотивировать людей, проблем не будет.
Замолчал, упиваясь ощущением собственного могущества. Посмотрел на меня внимательно, но с улыбочкой, которую иначе как иезуитской назвать было трудно. Глаза-вишенки заблестели.
— Скажите, Сергей, а вы лично уверены, что народ не допустит смерти невиновного?
Не стану утверждать, что о доставшемся мне народе я высокого мнения, но в его человеческих качествах сомнений никогда не испытывал. Так бы ему и ответил, если бы не поперхнулся и не начал хватать ртом воздух.
Котову мой ответ и не был нужен.
— Вам ведь не понравилось, когда я отозвался о нем, как о стаде, правда? Это читалось на вашем лице. Ну так будьте же последовательным и докажите, что я ошибался! Ваше участие в роли героя придуманного вами шоу будет не только символично, но и придаст ему в глазах людей дополнительную привлекательность. Болтунов, жонглирующих благородными лозунгами, у нас пруд пруди, а тут нашелся человек, готовый постоять за свои убеждения ценой собственной жизни! Войдете в историю, прославитесь. Деньги, обожание женщин, напишете книгу, она станет бестселлером… И потом, — склонился ко мне и продолжил только что не шепотом, — ваше сотрудничество с нами лучшая гарантия того, что с Анечкой ничего не случится… — Хлопнул меня дружески ладонью по колену и поднялся на ноги. — Вот и славненько!
Подошел к длинному заседательскому столу и взял лежавшую на нем папку.
— А теперь извините, меня ждут! — Направился стремительной походкой к двери. — Знающие люди говорят: надо быстрее идти к цели, чтобы успеть вернуться обратно…
Я поневоле должен был за ним последовать. Увлекая меня за собой, Эдуард Владимирович вышел в приемную и уже там пожал мне руку.
— Рад, что мы договорились! О решении своем не пожалеете, а еще будете благодарить. В ближайшее время с вам свяжутся.
И, задержавшись на секунду, дал секретарше указание:
— Вызовите дежурную машину, не тащиться же нашему гостю по жаре!
Все про меня знал, гад, даже то, что я явился на встречу пешком. Но пользоваться машиной отказался.
Из монументального дома без вывески я вышел в глубокой задумчивости. Завернул за угол и побрел тихим переулком куда глаза глядят. Мимо тянувшегося по его сторонам квартала, производившего впечатление запущенности, к затянутому зеленой строительной сеткой зданию. Здание это, предназначенное для капитального ремонта, видел еще из кабинета Котова. Шел, глядя себе под ноги, подальше от оживленных улиц центра города. Было о чем подумать!
Получалось, что Анька права: достаточно сделать один неверный шаг, и он потянет за собой вереницу событий, способных испоганить твою жизнь. Не успеешь и глазом моргнуть, как понесет по кочкам так, что костей не соберешь. И шаг этот, судя по всему, я сделал, но последствия его в полной мере оценить не мог. Если то, что Котов назвал договоренностью, виделось мне расплывчато, то фигура Феликса обрела новые черты. Говорят, муж и жена — одна сатана, хотя, прожив вместе долгие годы, многие имеют друг о друге весьма смутные представления. О друзьях этого, конечно, не скажешь, только и нас с Филом многое объединяло. Я знал его едва ли не всю сознательную жизнь, а выходило, что не знаю совсем. Достаточно было ему выпасть на время из сферы моего внимания, как… Что — как? Да ничего! Разве он обязан согласовывать со мной свою жизнь? Если это меня обижает, то на обиженных, говорили в детстве, воду возят. Всячески нас с Нюськой поддерживал, а в трудный момент пригрел на своей широкой, покрывшейся жирком груди. Кем был бы я без него? Журналистишкой на подхвате, актеришкой без ангажемента в театре российского абсурда? Не мне его критиковать, не мне осуждать…