Мое существование – абсолютный незавершенный гештальт, я им все время мучаюсь. Ничего не могу толком довести до конца, ни один проект, ни одни отношения с противоположным полом. Я образован и обеспечен, во мне трудно найти какой-то внешний изъян, все они внутренние. Я ходил к психологу, но мы с ней друг друга явно не понимали, у меня остался очень сильный осадок от этого хождения, оно мне показалось совершенно бессмысленным. Может быть, у меня слишком завышенные требования к себе? Подскажите, какой ракурс взгляда на себя выбрать, чтобы найти с собой гармонию, которая приведет наконец к завершению всего неначатого?

С уважением,

Андрей, 31 год

Ну вот, теперь еще и «незавершенный гештальт»… Упоминается народом куда реже, чем «комплекс», не говоря уж о «личностном росте». Обратим внимание на другое – и пожалуйста, не беспокойтесь, если это слово на букву «г» вам незнакомо.

Автор собой недоволен – с людьми это случается. Автор некоторое время безуспешно ходил к психологу – и это случается, притом по множеству причин. Автор почему-то предполагает, что кто-то может подсказать, «какой ракурс взгляда на себя выбрать, чтобы наконец найти с собой гармонию» – ох… Вот так просто и незатейливо: выбираем ракурс – получаем гармонию, все как на фотосессии. По этому предложению ясно, что ни к какой настоящей работе автор не готов и пока он пребывает в уверенности, что вся проблема в «ракурсе», готов не будет. Конечно, интригует описка в последней фразе – «завершение всего неначатого» (вместо начатого) – но все же дело не в ней, а в вере в простое решение, которое исходит от кого-то другого. Решение не подходит – значит, «другой» не тот, ищем нового. А поскольку таким способом ни к каким изменениям не придешь, возможное продолжение через пару лет таково: «Я не раз обращался с этим вопросом к психологам, и ни один не смог мне подсказать, какой ракурс взгляда на себя выбрать. Может, хоть у вас получится?» Не получится. Ни у меня и ни у кого другого.

Вспоминается анекдот про дяденьку на приеме у пожилого психотерапевта: «Доктор, у меня все плохо, в семье меня не любят, на работе не ценят, сам себе я тоже не нравлюсь, жизнь проходит… Может, хоть вы мне поможете… козел старый?»

Остается один вопрос: зачем было автору в первой строчке называть свое существование «незавершенным гештальтом». Может, это что-то вроде пароля – мол, слова знаем, читали и наслышаны, а потому следует отнестись к письму серьезно? (Как считают многие исследователи, использование специфических жаргонных или узкопрофессиональных слов намекает на принадлежность к группе, отделяющей себя от других людей и других групп, позволяет разделить «своих» и «чужих».) Что на самом деле имел в виду наш автор, мы не знаем, но его письмо – хороший повод задуматься, какие образы практической психологии склубились в массовом сознании. И здесь мне придется рассказать кое-что о моих дорогих коллегах, психологах-практиках. Возможно, не все наши читатели знают, как нас учат – или, замечу не без печали, как должны бы учить.

Серьезная подготовка практика, идет ли речь о психотерапии, консультировании или активных методах обучения, осуществляется во всем мире на основе базового образования (психологического, медицинского, педагогического) – но всегда через непосредственный опыт. Это значит, что мы учим и учимся работать на себе и друг на друге, осваиваем наши методы «вживую». Конечно, обсуждаем этот процесс и при обсуждении используем некоторые специальные слова, принятые в том подходе, которому учимся, – они нам нужны не сами по себе, а только чтобы «поймать» какие-то важные аспекты реальных чувств и мыслей.

Так учатся сложным ремеслам или искусствам: ставшее уже привычным слово «мастерская», workshop – это буквально: в «цеховой» модели обучения без этого нельзя, она живет деланием, а не разговорами или письменными текстами. Слова необходимы как сопровождение, – но дела они не заменяют, а лишь помогают обсуждать.

Обучение долгое, путь не всегда прямой, результат – обученный практик – может быть только штучным.

Международные стандарты практической подготовки специалистов «помогающих профессий» поражают трехзначными числами – ну, например, для психодраматистов это 900 часов. Но как бы ни назывался подход, это примерно такие же часы и годы укоренения в той или иной практике (школе). Каждая ситуация в работе может разрешаться многими способами: и видение, и понимание ситуации, и применение свойственных методу инструментов становится похоже на разговор на родном языке. Практик, обученный «вживую», не работает путем «подбора методик» – это напоминает попытку общаться с разговорником в руке.

Когда началось массовое производство дипломированных специалистов, «разговорники» стали обычным делом, а серьезное обучение в «цеховой модели» – личным выбором, не имеющим никакого отношения к защите диплома и «итоговой государственной аттестации».

Дело не в том, что вуз чем-то плох – может, и хорош. Но возможности обжить метод, укорениться в нем и стать его уверенным носителем вуз не даст. Тем более что методов много и им учат в разных местах.

Никакое академическое обучение (лекции, семинары, немного практикумов) этого не дает и давать не может – в хорошем случае даст только «карту», приучит к работе с литературой, дисциплинирует мышление. А еще оно может дать среду, в которой легче выбрать, чему и где учиться дальше, если хочешь стать настоящим практиком.

Выбор есть, и он велик. Читатели журнала, благодаря которым написана эта книжка, вряд ли задумываются о том, что само название Psychologies переводится как «психологии».

Не одна, а множество. «Они» разные, и так и должно быть.

На русском языке это звучит и выглядит странновато, но в этом вся суть.

Подходов и школ в мире помогающих практик много, это большое ветвистое дерево. Никто из нас, учившихся годами лишь одному-двум, даже не знает всех названий и специальной «цеховой» терминологии тех ветвей, которые не видны с «нашей» ветки. Это нормально: скульптор тоже может не знать правильных слов, описывающих огранку камней, он же не ювелир! И у скульптора с ювелиром, и у представителей разных школ и подходов в практической психологии и психотерапии есть кое-какой общий язык: все художники знают, что такое «композиция», все психологи-практики знают, что такое «эмпатия» или «инсайт».

Это знание по-своему ценно – за каждым таким словом километры библиотечных полок, это часть нашей профессиональной культуры.

Но в работе с реальным клиентом или группой эти – и любые другие – слова сами по себе помочь ничем не могут. Вот не могут, и все. Они не для этого – они для обобщений, профессиональных дискуссий, для