Но вернемся к работе нашей миссии в США. Утром 31 июля в военном департаменте состоялась полуторачасовая беседа с военным министром Г. Стимсоном. С нашей стороны были посол К. А. Уманский, А. К. Репин, военный атташе И. М. Сараев и автор этих строк. Американцы, кроме министра, были представлены его заместителем МакКлоем, генералом Майлсом, возглавлявшим американскую разведку, а также полковником Феймонвиллом, капитаном Кристелом и еще кем-то.

Перед нами предстал 72-летний старик, как видно сильно чувствовавший груз своего возраста. Это и был Стимсон. Беседу с нами министр начал с замечания, что надо считать «недоразумением» слух, будто он не хочет видеть у себя генерала Голикова, и что, наоборот, он стремился к этому с первого же дня пребывания советской военной миссии в Вашингтоне. Мне оставалось ответить, что до меня этот слух в такой форме не доходил.

Нам бросилось в глаза, что на стене в кабинете военного министра США висела карта Европы с явно ошибочным обозначением линии советско-германского фронта – на всем его протяжении от полуострова Рыбачий до Черного моря. Судя по этой карте, многие советские города, в том числе Мурманск, Петрозаводск, были уже заняты немецко-фашистскими оккупантами и враг вплотную подошел к Ленинграду. На центральном направлении гитлеровцы находились на ближних подступах к Вязьме. Все это не соответствовало истинному положению войск воюющих сторон. В таком обозначении линии фронта, как видно, проявлялось лицо американской разведки с ее ярко выраженной ориентировкой на геббельсовскую пропаганду и все той же неприязнью по отношению к советскому народу и его Вооруженным силам.

Вообще, надо сказать, что в американских официальных кругах в то время господствовало мнение, что русским не устоять под ударами гитлеровской военной машины. Один из авторитетнейших государственных деятелей США того времени Э. Стеттиниус свидетельствует: «В день 22 июля 1941 года как в военных кругах, так и вне их многие не верили, что сопротивление Советского Союза может быть продолжительным. Я вспоминаю много дискуссий, участники которых говорили, что война в России закончится к 1 августа. Те, кто придерживался этой точки зрения, считали, что все оружие, которое мы пошлем, вероятно, попадет в руки Гитлера. Единство советского народа и сила Советской армии недооценивались в те дни не только в Берлине, но также и в Вашингтоне и Лондоне»[196].

Поэтому мы считали своим долгом в беседах с министром и другими американскими деятелями разбивать домыслы тех, кто ждал поражения СССР и победы Гитлера. Так мы поступали и в Лондоне, и в Вашингтоне. Это чувствовали наши собеседники. Тот же Стеттиниус, описывая встречу членов советской военной миссии с начальником штаба американской армии генералом Маршаллом, в которой он принимал участие, писал: «Оба генерала (А. К. Репин и я. – Ф.Г.) подчеркивали необходимость быстрых действий, но они были абсолютно уверены в том, что Красная армия не будет разгромлена летом и, более того, что у нее хватит сил для захвата инициативы с началом зимы. Это были смелые слова в дни, когда Красная армия откатывалась назад по Украине и Белоруссии»[197].

В том же духе мы собирались вести разговор и с военным министром США Г. Стимсоном. Как только мы вошли в его кабинет, сразу же завязалась беседа о ходе военных операций на советско-германском фронте и тактических уроках нынешней войны. В задаваемых министром вопросах чувствовался особенно большой интерес американских военных руководителей к проблеме борьбы с танками и партизанскому движению. В частности, нас спрашивали, верно ли, что мы специально готовили воинские части для партизанской борьбы, интересовались вопросами руководства партизанским движением со стороны центра, о кадрах партизан и т. д.

Ответив в пределах допустимого на эти вопросы, мы постарались перевести беседу на оказание практической помощи Красной армии. В ответ услышали лишь знакомые общие фразы и длинные тирады об историческом различии между Советским Союзом и Соединенными Штатами Америки, об отсутствии у последних необходимой армии и должного военного производства. Стимсон не преминул с плохо прикрытым намеком бросить упрек в адрес тех, кто считает возможным «найти в Америке все, что только душа пожелает, будто в этом обетованном краю все дается легко, делается из воздуха» и т. д. и т. п.

Подтверждая готовность оказать Советскому Союзу определенную материальную помощь, военный министр тем не менее очень много ссылался на «объективные» причины, которые, дескать, мешают оказать эту помощь в ближайшее время и в значительных размерах. Он долго распространялся об отставании в строительстве американской армии. Это в известной степени объяснялось тем, говорил он, что в силу исторических условий США сложились как морская держава, и поэтому главное внимание уделялось строительству морского флота. Американцы, продолжал Стимсон, с большим интересом следят за событиями на советско-германском фронте, однако информацию получают из вторых рук. Тем самым он довольно прозрачно намекнул на необходимость поездки Итона в действующие советские войска.

Со своей стороны мы старались доказать Стимсону, что решение вопроса о поставках военных материалов из США в СССР зачастую упирается не в производственные трудности американцев и объективные причины, а зависит от субъективного отношения к делу отдельных американских деятелей. При этом мы сослались на пример с фирмами «Райт» и «РСА». Эти фирмы готовы идти нам навстречу в некоторых вопросах технического содействия, а государственный и военный департаменты не только не поддерживают эту готовность, но всячески препятствуют решению вопроса.

Вспоминая о приеме миссии военным министром США Стимсоном, хочу подчеркнуть, что с внешней стороны прием прошел в дружеской атмосфере. Стимсон даже просил не сетовать на то, что не смог раньше принять А. К. Репина и меня. Конечно, каких-то ощутимых результатов эта встреча не принесла. Но мы надеялись, что беседа с военным министром поможет несколько улучшить наши деловые отношения с аппаратом военного департамента США. Мы использовали ее для того, чтобы еще раз подчеркнуть нашу решимость настаивать на удовлетворении советских заявок на военные материалы.

Приему советской военной миссии президентом США Франклином Рузвельтом мы придавали большое значение. Авторитет президента мог и должен был сыграть очень важную роль в организации общей борьбы с фашизмом. Мы понимали, что Рузвельт – представитель американской буржуазии. Но он выражал взгляды наиболее дальновидных и реалистически мыслящих представителей своего класса. Американский президент возглавлял всю администрацию США, был главнокомандующим всеми вооруженными силами, руководил политической партией, стоящей у власти. Все это следовало учитывать.

Встреча с президентом состоялась 31 июля 1941 года. На приеме присутствовали посол К. А. Уманский, А. К. Репин и я. С американской стороны был «офицер связи» (а на самом деле – разведки) капитан Кристел, занимавшийся делами Советского Союза, а к концу беседы пришел генерал Уотсон, адъютант президента. Ожидалось также участие в беседе Уэллеса, но он, к нашему удовольствию, почему-то не появился.