Хотен оглянулся: Радко, перекинув сбитого копьем стрелка через его же седло, скакал в лес, ухитряясь удерживать и повод лошади с пленником, за которой на оброти послушно тянулась заводная. Увидев, что оба коня убитого им стрелка безучастно стоят по лодыжки в воде, Хотен под градом стрел подскакал к ним, перехватил повод первого коня и последовал за Радко.

Князя Изяслава долго искать не пришлось: с несколькими боярами и дружинниками он стоял под своим знаменем на поляне и наблюдал за перестрелкой. Радко, подскакав, столкнул галичанина в грязь, под ноги белого жеребца Изяславова.

– Вот язык тебе, княже, – прохрипел, задыхаясь. – Хотен мне подмогнул.

– О! Старый конь борозды не портит! – отвечал князь. – Мечник, бери языка, допрашивай. А вам спасибо, мужи. Радко, гони к отцу Климу, вывози его в тыл. То есть в голову войска – запутаешься, право! А ты, Хотен, останься. Допросим языка – станем думать.

Мечник Сума, бледный и потный, спешился и принялся бестолково подпрыгивать вокруг пленника. Простоволосый, с залитой кровью бородой (из носа текла), с рукой, повисшей плетью, галичанин еще не сообразил, по-видимому, что с ним произошло. На путаные угрозы мечника отвечал однообразно и матерно.

– Что возишься, Сума? – зашипел великий князь, теряя терпение. – К огню его! Времени у меня всего ничего…

Один из венгерских воевод, оставленный при великом князе, молча спешился, оттеснил плечом мечника, ухватился за больную руку пленника и принялся заводить ее тому за спину. Пленник завопил и упал на колени.

– Сами сгорите в огне пекельном! Бодал я и киевлян, и суздальцев, и всех ваших великих князей!

Князь Изяслав презрительно усмехнулся. Хотен понял, что пленник сам себе вынес смертный приговор, и решил вмешаться:

– Желаешь, галичанин, помереть за своего князя? Так сие у нас скоро не делается! Мы пытать мастера. Отвечай правдиво великому князю Изяславу, и будешь избавлен от муки.

Венгр продолжал молча возиться с пленником, и тот вдруг закричал:

– Буду говорить! Спрашивай!

– Где князь твой? – спросил князь Изяслав небрежно, будто о безделице.

– Был на поляне.

– Далеко ли?

– От города первый лес. Я ездил донести, что мы догнали твой обоз. Князь наш поведал боярам, что не пойдет сейчас на тебя, потому что наша сила отстала. Он решил подождать, пока войско подтянется.

– Повесь его, мечник, – и князь, отвернувшись от пленника, задумался.

Венгр тем временем отпустил пленника, положил десницу на рукоять меча и жестом показал галичанину, чтобы молился. Тот принялся снова материться. Венгерский воевода неуловимым движением обнажил меч, и вот уже сталь блеснула у него над головой. Раздался звук, подобный хрусту разрезаемого арбуза, потом скрежет. Если венгр рассчитывал разрубить галичанина пополам, то это ему не удалось: кольчуга помешала. Хотен с досадой отвел взгляд: венгерская забава прогнала важную задумку, уже почти нарисовавшуюся…

Подтянулись князья и бояре, подъехал и второй венгерский воевода, начали думать. Великий князь предложил немедленно, пока не подошли к Володимирке главные силы, ударить на него. Князья возражали: неизвестно, как у противника дела обстоят теперь, и в любом случае через лес наступать неудобно. Петр Бориславович напомнил, что вроде решили быстро идти на Киев, чтобы застать Юрия врасплох.

– Ладно, не ударим сейчас наудалую, но все равно придется биться с Володимиркой! – начал сердиться Изяслав. – Вы будто не понимаете, что двигаться, как раньше, просто невозможно теперь! Ведь Володимирко догнал нас, и теперь нам опасно подставлять ему спину.

– Но мы потеряем внезапность, – заикнулся было Петр Бориславович.

– Мы по-прежнему перекрываем дорогу на Киев, Петро, а если Володимирка, от которого мы теперь вроде как убегаем, улучит время и разгонит нас по лесам, твоя внезапность, сам знаешь, до какого места нам будет!

– Быть может, отъедем подалее в лес, княже? – спокойно спросил Чудин. – Тут воняет, да и стрелы стали чаще залетать.

– Отъедем, боярин. Вот закончим думу, и все вместе отъедем. Я решил дать бой. Биться необходимо, но не здесь же, в лесу! Становимся табором на поле, за Святославовой криницей, укрепляемся. Стоянка нам все равно была необходима, кони и люди измучены. Как только расположим войско, ты, Чудин, отводишь стрелков от Уши. Пусть Володимирка переправляется. По крайней мере, будет у меня на глазах. А утром нам с ним как Бог даст. Поехали!

За спиной просвистела стрела, обиженно заржал конь. Хотен тронул коленями Беляна и выехал вровень с князем Изяславом.

– Дозволь мне, великий княже, слово молвить.

– Отчего ж не на думе? – отрывисто спросил Изяслав. – Или опять тайны какие?

– Да нет, сие не для совета… Мне пришло в голову, что полезно было бы пригласить в думу и отца митрополита.

– Не для его ушей, не для его очей… Вон чего палатинус Бела учинил! Они, венгры, хотя и христиане-латынники, да недавние – дикость степная в них бродит. Нет.

– Я почему, великий княже? Отец митрополит на походе сперва куксился, а затем повеселел и всякие диковинки про войну из книг принялся рассказывать, особенно про военные хитрости.

– А ты сам смотри. Буде чего полезного услышишь, перескажи мне.

К сумеркам устройство табора было завершено, на всем огромном поле запылали костры, а когда напоили коней, в Святославовой кринице остался только мокрый песок. Хотен лежал на лапнике, набросанном у возка отца митрополита, однако не мог заснуть. Он встал и огляделся. На западе, над тем лесом, из которого они ушли, догорала полоска заката, а ниже просвечивали сквозь стволы деревьев россыпи красных огней. Это были костры, разложенные галичанами. Однако если я вижу их костры, то и бояре Володимирки видят, как горят наши… Что-то об этом рассказывал отец митрополит, мирно похрапывающий сейчас на возке под попоной.

Вот! Хотен покрутил головой, прогоняя сонную одурь, и принялся пешком, обходя костры и спящих дружинников, пробираться к шатру великого князя. Внутри шатер тонкого шелка еле светился: князь не спал. Действительно, он вышел на шум, когда охрана отказалась впустить Хотена.

– Вот ведь неугомонный! – отметил он, не рассердившись. – Ладно уж, заходи.

– Я бы хотел показать именно отсюда, великий княже, вон те костры галицкого воинства.

– И что ж?

– Они тоже видят наши огни и уверены поэтому, что мы на месте и утром от них никуда не денемся. А если оставить гореть костры, подложив в них побольше хвороста, а войско увести? Митрополит Клим рассказывал байку, как какие-то древние сумели оторваться от скифов, пустив в ход именно такую хитрость.

Князь Изяслав воздел руки к темным небесам, широкие рукава опустились, и Хотен удивился худобе рук великого князя.

– Мой Боже! И я ведь слышал сию байку! А я как раз мучился, раздумывая, как бы избежать завтрашней битвы! Это ведь не то, Хотен, что я предлагал вчера, когда была вероятность застать Володимирку врасплох, с малыми силами. Теперь он пришел в силе тяжкой и вынуждает меня биться – а я сего сильно не жалую, когда мне навязывают битву! Сторожа! Ко мне!