Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но я… Но я не хочу, — давлюсь воздухом, пораженная его словами. Когда Гордеев делает выпад, поднимаясь, я машинально встаю из-за стола, отскакивая, опасливо таращась на мужчину.
— Иди, — приказывает он, заставляя меня подчиниться.
Я выскакиваю из кухни, но в спальню заходить не осмеливаюсь, зато мои глаза покосились на входную дверь, которая должна быть открытой. Максим шумит на кухне, возможно, убирает, а, возможно, решил дать мне время на принятие ситуации.
Но я не буду ждать момента, когда он захочет большего, и сможет сделать непоправимое. Он сейчас не в себе, позже поймет, насколько был грубым, а сейчас однозначно нужно исчезнуть с его глаз.
Я крадусь на цыпочках и практически не дышу.
— Ты забыла, где спальня? — его голос останавливает меня, когда я всего лишь сделала два шага по направлению к двери, обдумывая побег…
Гордеев хватает меня под локоть, и заставляет последовать за ним в спальню.
— Ярослава, ты очень плохо себя ведешь… — прошептал он на ухо, жестко провожая к кровати. — Но, чтобы быть плохой девочкой, сначала нужно получить мое разрешение.
— Мерзкий ты ублюдок, — процедила я, пытаясь вырваться, — ненавижу тебя!
— Как же ты меня заводишь, — Максим реагирует совсем не так, как я рассчитывала. Может быть, он злится, но возбужденный член упирается мне в задницу с недвусмысленным желанием. Толкает меня на кровать, сразу прижимая сверху, оседлав мои бедра. — Меня еще никто не смел называть мерзким ублюдком, — смеется он, перехватывая мои запястья, не давая возможности выцарапать ему глаза. — Но к твоему сожалению я таковым и явлюсь.
— Я не буду лежать смирно! — предупреждаю его, вырываясь и извиваясь, но этим заставляю его лишь рассмеяться.
— Едва не забыл… Ты же хотела поэкспериментировать, — говорит он, — хорошо, что я все подготовил заранее, не так ли? Я очень внимателен к тебе, девочка, — Максим отпускает мои руки, но сильно сжимает коленями талию, не давая возможности вырваться. Гордеев дотягивается до прикроватной полочки, стянув с нее наручники.
— Пошел ты, — недоуменно фыркнула я, всего каких-то пару мгновений пряча руки, но как бы я ни пыталась сражаться, металл обхватывает одно мое запястье. Максим с большим трудом подтягивает меня к изголовью, перекидывая цепочку через извилистую резьбу, фиксируя второе запястье.
Меня прошибает озноб, и я не понимаю, отчего больше: от страха, от отвращения или от всего сразу. Максим дергает майку вверх, поднимая ее до шеи, мгновенно обнажая мою грудь.
Гордеев хмурит брови.
— Отлично. Он еще и пялился на то, что принадлежит мне, — рычит мужчина. — Ничего. Я сделаю так, что ты больше ни на кого не захочешь смотреть, — он мне угрожает прямым текстом, опуская свой рот на мои губы… Я кусаюсь в ответ, стараясь сделать больно, и не дать ему поводов возбудиться.
Его это раздражает, и взгляд становится очень острым, опасным.
— Не прикасайся ко мне. Я не хочу тебя, ясно? Не хочу, ты меня пугаешь! — не могу определиться с собственными эмоциями, не то хочется плакать и забиться в угол, не то кричать и сопротивляться до последнего.
— Захочешь, — убеждает меня Максим, запуская руку мне в шорты, минуя белье, грубо прикасаясь к клитору, одновременно с этим наклоняясь вперед, обхватывая губами вершину груди, больно прикусывая. Я, выгибаясь, зашипела. Он злится, натирает меня, пытаясь возбудить, кусает чувствительную грудь, будто в отместку и грязно ругается. — Захочешь! — он отрывается от меня, тяжело дыша.
Не сразу понимаю, что именно его привело в ярость… Он разгневанно смотрит на пальцы, которыми трогал меня снизу. Оказывается, я слишком сухая, и его это искренне оскорбляет. Гордеев соскакивает с кровати и уходит.
Я пытаюсь подергать наручники, которые больно режут запястья. Поморщившись, перестаю шевелиться, обдумывая то, что происходит. Максим шумит на кухне, потом возвращается в комнату и идет в ванную, перерывая полочки и тумбы. Возвращается с обычным на вид стаканом воды.
Мужчина садится рядом, и приподнимая мой затылок, подносит стакан к моим губам.
— Пей, — приказывает он, но я упрямо поджимаю губы, отворачиваясь. Что он задумал?
— Если не выпьешь сама, я зажму тебе нос и вылью это в твою глотку насильно, — спокойно говорит он, заставляя его ненавидеть, когда покорно выпиваю полстакана воды с привкусом какой-то странной мяты.
Максим смотрит на меня долго и так… По-собственнически.
Его отвлекает телефонный звонок. Гордеев отвечает на вызов, не сводя с меня взгляда. Скалится и поднимается на ноги.
— Вот значит, как, — загадочно усмехается Максим, поглядев на меня. — Соколовский решил поиграть в полицейского… Пришло время навестить его и по-мужски поговорить о сестренке, — говорит он, отвечая кому-то в телефоне и поставив меня в известность, что он собирается делать. — Хорошо, я спущусь через минуту.
Гордеев подходит ближе, буквально облизывая взглядом мою обнаженную и красную от его укусов грудь.
— Пожалуй, у меня появились неотложные дела… Это даже к лучшему, ты наконец-то поймешь, что я не тот человек, кому ты можешь отказывать. Несколько часов наказания тебе пойдет только на пользу. А когда вернусь, буду наслаждаться тобой, пока ты не свалишься от бессилия, — он игриво улыбается, подмигивая. — И да, тебя отпустит только через сутки, поэтому не думай о том, что все закончится быстро.
Я озлобленно провожаю его взглядом, слыша, как он запирает спальню и уходит.
Около пятнадцати минут лежу совершенно неподвижно, а потом подтягиваюсь по кровати, ища удобное положение, чтобы наручники не натягивали запястья. Кое-как поправляю майку, отчего-то начиная тяжело дышать.
В комнате будто становится жарко, к щекам приливает разгоряченная кровь. Голова кружится, а по телу гуляет странная дрожь… Не такая, какая была все это время. Наэлектризованная и такая… Приятная. Да, определенно приятная. Не осознаю, в какой момент мне становится настолько легко и спокойно, что я могу позволить себе расслабленно облокотиться на изголовье кровати с подушкой и прикрыть глаза, но это, оказывается, очень приятно.
Все эти необыкновенные ощущения каждую секунду удваиваются, заставляя меня ерзать по постели, закусывая губы, сбито дыша.
— Ах ты ублюдок, — наконец-то прошибает меня понимание, которое вызывает бессилие и головокружительное удовольствие. До меня доходят смысл слов Максима, и я кричу, пытаясь выбраться из стальных оков, и хоть я понимаю, что это невозможно, но мое тело начинает невольно оживать…
Он дал мне чертов возбудитель, оставил одну и ушел.
Вместе с моим очередным стоном, по моим щекам текут слезы унижения.
