существует уже даже в ее воспоминаниях. Это было больнее всего: забывать черты, сохраняя при этом на уровне ощущений терпкие следы утраченного счастья.

А после рождения Даши мир полностью замкнулся на дочери. Саша научилась существовать под вечно пасмурным небом. Ничего другого было не нужно… до прошедшего субботнего дня, до такой неуместной встречи, до тех пор, пока глаза необычного цвета не впились в ее лицо и глубже – в самую душу, которую она столько лет прятала от целого света.

Дашкина болтовня добавила уязвимости перед практически незнакомым человеком. Саша прекрасно понимала, что Макеев вряд ли забудет шокирующие открытия, и, хотя больше не боялась его, как вести себя дальше с этим мужчиной, не знала.

Но рабочий день начался привычно, и заметивший ее директор лишь кивнул в знак приветствия, будто и не было накануне душераздирающего общения. Она в очередной раз изумилась его сдержанности: Дмитрий со всеми в офисе вел себя одинаково безэмоционально. Это было странно даже для собственного исковерканного восприятия. Несмотря на реакцию мужчины, своя не давала покоя, и, промаявшись почти до вечера, Саша первая решилась на разговор.

Она нашла начальника в крохотной комнате, выступающей в роли кухни, где сотрудники имели возможность перекусить либо что-то выпить в свободное время. Там почти всегда царил аромат кофе, который заваривали по нескольку раз на день.

Мужчина обернулся, замечая вошедшую.

– Хотите что-нибудь? Кофе? Чай?

Саша помотала головой.

– Я хотела извиниться.

– Вот как? – Макеев смотрел на нее с явным недоумением. – А что случилось?

Попытка высмотреть в его глазах затаенные мысли не увенчалась успехом: казалось, он действительно не понимает, о чем идет речь.

– Мне неловко за то, что произошло в субботу. Моя дочь оказалась слишком разговорчивой, и я… – она замялась, – и Вы…

Дмитрий понимающе кивнул и продолжил вместо нее:

– И я узнал то, о чем посторонним людям знать не положено. Так?

– В общем, да.

Опять было неуютно, но обсудить это казалось необходимым: выглядеть в глазах мужчины неадекватной истеричкой Саше совсем не хотелось.

– Александра Николаевна, нет ничего ужасного. Я не ищу чужих секретов и не собираюсь их смаковать, поэтому можете забыть о том разговоре.

Хотела бы она это сделать… Вот только как?

Мужчина задумчиво помолчал, чуть морщась от глотка явно горячего кофе, и Саше вдруг тоже захотелось его попробовать. Совершенно неразумное желание: с ее бессонницей кофе и в первой-то половине дня противопоказан, а уж к вечеру – и подавно. Но аромат привлекал, а сковавший тело привычный холод хотелось растопить хотя бы снаружи чашечкой обжигающего напитка.

Она потянулась за чашкой, и Дмитрий, заметив ее движение, уточнил:

– Передумали? Давайте налью.

– Я сама, – возразила быстрее, чем успела это обдумать. – Вы же мой начальник.

Брови мужчины удивленно приподнялись.

– И что?

– Не люблю быть зависимой от кого-то.

Удивление стало больше похожим на хмурость.

– Чашка кофе каким-то образом добавляет зависимости? Не знал, простите, – и он отстранился, освобождая место возле столика, а Саша почувствовала, как ее затапливает стыд. В самом деле глупо, отчего было не воспользоваться предложением? Вот и уладила ситуацию, называется.

– Простите меня.

Макеев пожал плечами.

– Не за что извиняться.

Саша имела другое мнение, но как высказать свои опасения, не выставляя себя при этом в самом нелицеприятном свете, не знала.

– Вы, наверное, жалеете, что взяли меня на работу.

Он опять удивился.

– С чего бы жалеть? Вы прекрасно справляетесь со своими обязанностями и никому не создаете никаких проблем. Можно только радоваться тому, как мне повезло с такой сотрудницей.

Саша недоверчиво усмехнулась. За последние годы общаться с кем-то приходилось так редко, что она почти забыла, как это делается, и испытывала непреходящий дискомфорт. Не знала, куда смотреть, чтобы взгляд не казался навязчивым, куда девать руки, чтобы не заламывать их с эмоциональностью неуравновешенной особы, как двигаться, находясь наедине с мужчиной, чтобы не вызвать…

Только что было холодно, но внезапно окатило таким жаром, что она отпрянула как можно дальше, едва удержавшись, чтобы не врезаться в дверной проем. Разучилась думать о подобном, представляя, что может иметь интерес в чьих-то глазах. Это было абсолютно ненужным, так с чего же теперь решила, что может привлекать этого человека? И почему осознание подобного так пугает? Ведь он же не причинит ей вреда? Тем более здесь, в офисе, где вокруг полно людей?

Память слишком щедро отозвалась на подобные размышления, подкидывая воспоминания о том, что может случиться в достаточно людном месте тогда, когда ждешь этого меньше всего, и накатившая тошнота перекрыла дыхание. Из последних сил удержалась на месте, не позволяя со всех ног броситься прочь. Сейчас Макеев заметит ужас в ее глазах, и тогда действительно не останется ничего иного, кроме как уволиться. Настолько неловко не было уже очень давно. Она словно увидела себя со стороны, если не глазами именно этого мужчины, то так, как бы восприняла сама такую вот нервную, дерганную даму. Жалкое зрелище.

Но Дмитрий или слишком хорошо владел собой, или попросту не заметил охватившего ее смятения. Кивнул на вскипевший чайник:

– Заваривайте кофе, пока кипяток крутой. Не буду Вам мешать, – и, не говоря больше ни слова, покинул комнату.

Оставшись в одиночестве, Саша постепенно расслабилась. Начальник в очередной раз проявил тактичность, и это принесло неожиданное удовлетворение. Возможно, в следующий раз ей удастся вести себя более логично. Вдруг стало очевидным, что все эти годы в ее жизни логика отсутствовала. Была боль, отчаянье, пустота, но ни грамма здравого смысла. И из кажущегося уже нереальным прошлого прошелестели слова, выбившие из глаз слезы: «У Вас все получится, Александра. Надеюсь, что Вы окажетесь вполне разумной».

«Ничего не получается… Даже просто жить, не боясь смотреть по сторонам. Я разочаровала бы тебя сейчас…».

Подаренный мужем блокнот со страницами, на которых она изливала душу, не только разбередил старые раны, но и пробудил восприятие, и впервые за долгое время Саша чувствовала себя живой, несмотря на усиливающуюся боль. И как когда-то давно стремилась работать лучше всех, чтобы увидеть одобрение на любимом лице, так теперь все сильнее внутри разгоралось желание переступить через собственные страхи. Она не может умереть, как бы сильно не хотела этого, значит нужно научиться жить по новой, чтобы тем, кто находится рядом, не было ни горько, ни стыдно за нее.

Глава 19

– Ты изменилась.

Павел уже несколько минут рассматривал ее, пытаясь обнаружить то, что было незаметным на первый взгляд. Сомневаться в проницательности мужчины не приходилось: за столько лет он научился