Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Зато кое-что другое очень хорошо пришлось кое-куда еще.
— Фу, как грубо.
— Грубость — мой особый талант. Ты, я гляжу, влюбился!
— Ничего подобного!
— Еще как. По уши. А то сказал бы ей про Этель.
— Эстер!
Они продолжали идти.
— Ну ладно, — сказал наконец Балти. — Я испытываю к ней чувства.
— Каким именно местом ты их испытываешь?
— Ханкс!
— Ты сделал для нее все, что мог. Если она твердо решилась на мученичество, ты бессилен. Мы здесь не для того, чтобы спасать квакерш. Речь идет о более важных материях.
Они шли. Тишину нарушали только писк летучих мышей и уханье сов.
— Мы можем сделать для нее одну, последнюю вещь.
— Ну ладно. Но после этого мы отсюда уезжаем. Уговор?
— Уговор, — ответил Балти.
Дверь дома преосвященного Дэвенпорта открылась. На Балти и Ханкса уставилась молодая индейская служанка Познаю-Бога. Она ахнула и прикрыла рот рукой. Глаза ее закатились, и она рухнула на пол.
— Боже! — Балти наклонился, чтобы ее поднять.
Ханкс остановил его:
— Нет. Будет только хуже.
— Но мы же не можем…
— Ты что, не понимаешь? Покайся — ее брат. Он сказал ей, что мы мертвы. Она только что видела двух призраков. Если она очнется в твоих объятиях, у нее вообще сердце лопнет. Оставь ее.
Ханкс и Балти перешагнули через тело девушки и проследовали в дом Дэвенпорта. Хозяина дома они нашли в кабинете.
Преосвященный легче перенес удар от их появления. Он втянул воздух и деликатно ахнул:
— Вы?!
— Во плоти, так сказать, — ответил Балти. — Мы вам не помешали?
Дэвенпорт зазвонил в серебряный колокольчик. Никто не явился. Он позвонил снова, сильнее.
— Боюсь, ваша служанка занемогла.
— Что вы с ней сделали? — Дэвенпорт принюхался к рыбной вони и прикрыл нос платочком.
— Она лишь потеряла сознание. Мы не причинили ей вреда.
Дэвенпорт уставился на них. Сапфирово-синие глаза излучали ненависть.
— Что вам нужно?
— Мы пришли попрощаться, — сказал Балти. — Поблагодарить вас за гостеприимство. Будьте уверены, Его Величество узнает, как любезно приняли нас его верные подданные в Нью-Хейвене.
Дэвенпорт смотрел на них молча. Даровитый проповедник не находил слов.
— Осталось лишь еще одно дело. Мы с полковником допросили квакершу Благодарну относительно местонахождения цареубийц Уолли и Гоффа. Мы убедились, что она ничего о них не знает. Однако я как порученец Его Величества оставляю за собой право допросить ее повторно. С этой целью я вернусь в сей… благословенный уголок Новой Англии. В каковое время я ожидаю найти эту женщину в том же виде, в каком я ее оставил. А именно — невредимой.
— Зачем вы мне это сообщаете?
— Затем, преосвященный, что вы — первый гражданин Нью-Хейвена. Самый уважаемый и всеми любимый. Я оставляю эту женщину под вашей защитой.
— Я не имею никакой власти над нею. И не желаю иметь.
— Вы чрезмерно скромны, преосвященный. Но если вы в самом деле считаете, что не имеете власти… Позвольте?
Балти взял со стола Дэвенпорта бумагу и перо, обмакнул его в чернила и начал писать. Написанное он протянул Дэвенпорту:
«Я, Джон Дэвенпорт, горожанин и пастор города Нью-Хейвен в колонии того же имени, настоящим гарантирую, что беру на себя охрану безопасности и благополучия женщины квакерской веры по имени Благодарна, жительницы Нью-Хейвена, в чем клянусь двадцать восьмого числа сего месяца июня, года Господня 1664.
Свидетели: Бальтазар де Сен-Мишель, порученец Его Величества, и Хайрем Ханкс, отставной полковник Коннектикутского ополчения. Да здравствует Карл Второй, король Англии».
Руки Дэвенпорта сжались в кулаки. Он презрительно взглянул на Балти.
— Я этого не подпишу. — Он швырнул бумагу обратно Балти.
— Вы уверены?
— Абсолютно.
— А я надеялся избежать неприятной сцены. Но как пожелаете. Полковник, арестуйте преосвященного Дэвенпорта.
— За что? — воскликнул Дэвенпорт.
— За неуважение к Короне.
Дэвенпорт чуть не взорвался, но взял себя в руки. И улыбнулся:
— Вы откусываете больше, чем можете прожевать. Хотите отконвоировать меня в тюрьму? Вы и десяти шагов от моей двери не пройдете.
— Я в этом не сомневаюсь. Ваши стражники одолеют полковника Ханкса и меня и бросят нас обоих в тюрьму. Или убьют. Но что дальше? Вы же не думаете, что мы явились сюда без ведома губернатора Уинтропа? Если мы к нему не вернемся, вам это даром не пройдет. И Нью-Хейвену тоже.
Балти перегнулся через стол и придвинул лицо вплотную к лицу Дэвенпорта:
— Жалкий старик, оглянитесь вокруг. Стены вашего Нового Иерусалима рушатся. Город будет жить дальше. Но как закончится история Джона Дэвенпорта? Он будет арестован за мятеж? Привезен в Англию в кандалах? Возьмите перо. Напишите собственную концовку.
Балти и Ханкс покинули дом Дэвенпорта с документом, подписанным и заверенным свидетелями. Познаю-Бога куда-то делась.
Стояло безветренное, подернутое дымкой летнее утро. Когда Балти и Ханкс вышли на улицу, им в нос ударил запах тухлой рыбы. Лошадь Джонса стояла на привязи у его дома, на противоположном углу. Бока ее были все в мыле.
30 июня
Вызван в Уайтхолл милордом Даунингом и там допрошен о моем недавнем визите в Челси. Даунинг обильно намекал на то, что дело столь высокой секретности «дошло» до самого Челси и проч. Весьма неприятный допрос.
Его Величество — да благословит его Господь долголетием и здоровьем — не спросил у милорда Сэндвича, как тот узнал о миссии Николса. Но милорд Даунинг недвусмысленно дал понять, куда направлены его подозрения относительно этого.
Он попрощался со мной по-голландски, чем ввел меня в немалую ажитацию. На пути домой я пребывал в смятении духа и даже не испытывал вожделения к ладгейтским девкам.
Наутро со вниманием исследовал сорок золотых монет, преподнесенных мне мистером Уорреном, и был удивлен, обнаружив, что это не кроны или соверены, но дукаты с изображением Фердинанда Третьего.
Золото есть золото, независимо от чеканки, и я рад получить эти монеты, но недоумеваю, отчего мистер Уоррен выразил свою благодарность мне в голландских деньгах, а не в наших.