Ханкс рванулся к Смиту, пока тот не успел перезарядить мушкет, и ударил его пистолем по голове, проломив череп. Смит упал мертвый.

Сержант бросился к своей лошади и уже садился в седло, когда Ханкс дернул его вбок и свалил на землю. Сел на него верхом, взвел пистоль и приставил к виску противника.

— Умоляю! У меня семья!

— Кто тебя послал? Отвечай, или, клянусь Богом, всажу тебе пулю между глаз.

— Джонс! Заместитель губернатора!

— Где он отдал тебе этот приказ?

— У него дома!

— Он был один? Отвечай быстро, или ты покойник!

— Нет!

— Кто еще там был?

— Пастор. Дэвенпорт.

— Что вам сказали?

— Что девица, квакерша, которая все мутила воду… что она сошла с ума и убила семью, в которой работала.

— Что еще?

— Что она их зарыла. Перед домом.

— А индеец Дэвенпорта, тот, что зовется Покайся, с рисунком на лице. Он при этом был?

— Снаружи. На улице.

— Вставай.

Сержант встал. Его трясло. В паху расплылось мокрое пятно.

— Тебя обманули, сержант, — устало сказал Ханкс, снимая пистоль со взвода и засовывая его за пояс. — А теперь двое твоих людей мертвы. Тебе следовало лучше держать их под контролем. Сколько тебе лет?

— Двадцать, сэр.

— Двадцать лет — и сержант?

— Я три года служил стражником.

— Меня не интересует история твоей жизни. Как это вышло, что ты стал сержантом?

— Кузина моего отца — жена мирового судьи. Поэтому, когда сержант Уилкокс заболел…

— Довольно. Как тебя зовут?

— Бартлетт. Амос Бартлетт.

Балти и Благодарна теперь смотрели из гостиной. Они не слышали слов беседующих. Благодарна, увидев, что плечо Ханкса окровавлено, сказала:

— Он ранен. Мы должны…

— Нет, — шепнул Балти.

Ханкс подошел к могилам:

— Индеец Покайся, это он их убил. Похоронил заживо. Из мести. Мальчику было тринадцать лет. Мы нашли их вчера и перезахоронили по-человечески. Тобой сыграли втемную, сержант. Что ты теперь будешь делать?

— Я должен… отчитаться.

— Кому?

— Капитану Триппу. Командиру стражников. У него тетка заболела, он поехал ее проведать. Поэтому вызвали меня… Но решает мировой судья…

— Фик.

Бартлетт кивнул.

— Скажи, сержант. Свершится ли правосудие?

— Мистер Фик справедлив.

— Я видел его справедливость. Когда он приговорил засечь до смерти ту квакершу за то, что она показала сиськи в церкви. Ту самую, которую Джонс и Дэвенпорт хотят повесить за эти убийства. Если поверишь мне и будешь действовать, исходя из моих слов, погубишь свою карьеру. Но это тебе решать. Пойдем погрузим твоих раненых и мертвых на телегу.

Ханкс и Бартлетт уложили тела. Ханкс запряг в телегу коней убитых.

— До свидания, сержант. В твоем возрасте я носил форму. Я еду в Хартфорд.

— Зачем вы мне это говорите?

— Надеюсь, что ты упомянешь это в своем отчете.

Бартлетт выпучил глаза.

Ханкс улыбнулся:

— В качестве любезности, как товарищу по оружию. Один солдат — другому.

Сержант Бартлетт кивнул.

Ханкс, Балти и Благодарна выехали с фермы Коббов. Оглянулась только Благодарна. Если сержант Бартлетт верен своему слову, солдаты не будут сторожить королевский тракт. Но Ханкс, не желая рисковать, все же повел свой маленький отряд кружным путем: семь миль на север, потом на юго-запад по старой индейской тропе сквозь лесную чащу. Через двадцать миль они вышли из леса на северной окраине Фэрфилда, маленького аккуратного городка, где как раз начали зажигаться огни. Путники въехали в город, сгорбясь в седлах от усталости.

Дверь открыла миссис Пелл. Она уставилась на троих оборванцев, стоящих перед ней. Потом прищурилась на Ханкса, рубашка которого уже заскорузла от крови:

— Хайрем! Боже милостивый! Входите, входите!

И завопила:

— Томас! ТОМАС!

У этой женщины не легкие, а кузнечные мехи, подумал Балти.

В прихожую впорхнул доктор Пелл — подтянутый элегантный мужчина лет пятидесяти с небольшим. На самом кончике длинного носа сидели очки, а поджатые губы выражали упрек жене, оторвавшей его от мадеры. При виде Ханкса брови доктора уехали на лоб:

— Хайрем!

Он рявкнул на жену:

— Глупая женщина, отчего ты не сказала, что это он? Не стой разинув рот. Грей воду. И инструменты приготовь!

Он повел Ханкса в операционную, расположенную в пристроенном к дому флигеле. Балти уставился на руки и ноги, которыми были увешаны стены, но тут же понял, что это протезы. Они придавали комнате зловещий вид.

Пелл сдвинул очки на переносицу и исследовал входную рану:

— Мушкет?

Ханкс кивнул.

— А это кто?

— Друзья.

— Люси! — заорал доктор Пелл.

— Чего? — крикнула жена из другой комнаты.

— Ты водой занялась?

— А ты думаешь, я что тут делаю? Вышиваю?

— Меня бы это совершенно не удивило, — пробормотал ее муж.

Вошла миссис Пелл, таща чайник:

— Как вас зовут, милая?

— Благодарна.

— Какое очаровательное имя. Я буду весьма благодарна, если вы подадите мне вон тот медный таз.

Она вылила в таз кипяток и пошла сортировать инструменты мужа.

— Тебе дать чего-нибудь от боли? — спросил Пелл.

— От бренди я бы не отказался.

— Бренди! Быстро, женщина! Хватит возиться с водой. Ты что, не видишь, он страдает?

Балти понял, что эта супружеская опера-буфф — по большей части представление для гостей.

— Да! Сейчас! — Миссис Пелл сняла с полки бутыль, щедро плеснула в стакан и протянула его Ханксу. — Вот, держите, дорогой. Кто вас ранил? Не важно. Пускай мясник делает свое дело. Если выйдете живым из его лап, расскажете нам все подробно.

Она взяла Благодарну за руку:

— Идем, миленькая. Снимешь с себя все это и примешь горячую ванну.

И добавила, обернувшись:

— Если Гиппократ без нас обойдется.

— Гиппократ как-нибудь справится, — ответил доктор Пелл, разрезая рукав Ханкса. — Как всегда.