— Вот ты — татуировщик? — говорит он вдруг.

Я киваю. Он продолжает:

— Представь, что ты единственный татуировщик на Земле…

Представил. Ещё и как представил, хе-хе… Вслух:

— Ну представил.

Он, вынув руку из кармана, чешет свой нос:

— Даже не так… Ты думаешь, что Ты единственный татуировщик на Земле…

Представил. А заодно — разрушенные небоскрёбы и обгоревшие буквы HOLLYWOOD… Во бабла подобью! Или тогда тушёнкой и патронами придётся брать?

— Ну представил.

Он снова засовывает руку в карман штанов:

— Хорошо…

Потом продолжает:

— Вот ты живёшь в своём городе… делаешь татуировки… и думаешь что ты

один, да?

Я киваю.

— …что больше нет никого… такого, как ты… да?

Я опять киваю. Он закусывает нижнюю губу:

— А однажды выезжаешь в другой город и видишь, что там тоже ходят люди с татуировками… и не ты их делал… кто-то другой…

Он прикасается к своей левой брови:

— В общем, понимаешь, что ты не единственный… Есть ещё мастер… а может, и не один… и повсюду видны следы его работы… их работы…

Я внимательно слежу за тем, как он приглаживает мелкие волоски над глазом. Говорю:

— Николя… У тебя тоже бывает Чуйка?

Он дёргает углом рта:

— Не бывает… Она со мной постоянно… Круглые сутки…

Я тру затылок о ковёр на стене. Блин… не пряник даже, а неизвестно кто… Вслух:

— И чё она тебе сейчас шепчет? — уточняю, помедлив. — …В смысле твоя Чуйка?

Он снова закусывает нижнюю губу. Смотрит по сторонам. Мотнул головой в сторону двери:

— Пойдём, выйдем…

Блин… ходить щас вообще не в кассу… ну ладно… Я поднимаюсь с постели, и мы, протопав по коридору, спускаемся по ступенькам.

Кто-то выкрутил на Солнце ручку «Light» до деления «100», и теперь оно шпарит вовсю… Я недовольно щурюсь и достаю из кармана свои Ray Ban. Напяливаю на нос. Заодно чешу его, чешется потому что… Медленно бредём по прямой. Крыльцо — прямо за спиной. Вижу Семёна, ковыряющегося возле огромной кормушки у поросятника. Он вываливает мелкие зелёные груши в длинное корыто. Cам не доел, что ли?..

— А чё мы вышли? — спрашиваю я. — Все валяются… на отходняках…

Я киваю на Семёна:

— Только этот болван румяный шарится…

— В доме лучше не говорить об этом, — Николя не останавливается. Я иду рядом:

— О чём?

Он смотрит прямо перед собой:

— Ты бы ведь заметил работу другого татуировщика?

— Да… по любому… — киваю. — Я их столько видел… В основном дерьмо всякое… Дешёвой тушью…

Николя останавливается посреди двора. На том самом месте, где стояла Атасная Пулялка. Смотрит в мои глаза. Ray Ban — мечта Морфеуса — слабая защита от его взгляда. Прямо прожигает меня этот чувак… Говорит:

— В этом доме тоже полно чужой работы… дешёвой тушью.

Хм… Он чё — Стивен Кинг?..

— Не Стивен Кинг… — говорит вдруг Николя. И перебивая следующую мысль. — …И Люди Икс тут тоже ни при чём.

Я потрясённо смотрю в его чёрные глаза. Снимаю солнцезащитные очки. Тихо говорю:

— …Ни хера себе… ты кто?..

Он смотрит на меня, и я чувствую себя голым. Словно нет на мне моих шорт и футболки с лого Micky Sharpz. Говорит:

— Я специалист.

Пауза.

— Особого рода.

Я осматриваюсь по сторонам. Но его глаза, как магнит.

— Чувак… как тебя ещё не убили?

Он дёргает плечом:

— Хотели… — вытаскивает руку из кармана и задирает футболку до груди. — …Не получилось…

Я вижу три шрама. Да-а-а… Это тебе не скарминг…

Молчу. Он снова засовывает руку в карман. Говорит:

— Так вот… Это связано с Иваном… я не пойму пока… и мне некогда… я уезжаю сегодня… мне пора уже…

Я молчу. Он продолжает:

— …если вдруг поймёшь, Что тут Такое — не бойся…

Я кусаю кожицу на нижней губе:

— Что пойму?

Он пожимает плечами:

— Не знаю пока… но что-то мелкое… дешёвка…

Потом говорит:

— Если Найдёшь — прогони.

— Кого?

— Не знаю. Но не бойся.

Я, помедлив, снова надеваю очки. Вижу Семёна возвращающегося с ведром груш.

— И это… — говорит Николя, мотнув головой в сторону сектанта. — С ним поосторожнее…

— В смысле? — я наблюдаю, как зелёная мелочь, стуча, сыпется в кормушку.

— В прямом, — говорит Николя. — У него башка не творогом набита… Он на грани…

— В смысле? — я дёргаю подбородком.

— В прямом, — повторяет Николя. — Он почти слетел с катушек… И ты ему не нравишься.

Ну это я и сам понял.

— Ну это я и сам понял, — говорю я.

Николя кивает:

— Ну так вот… Главное, чтобы ты Меня Понял.

— Я понял.

— Молодец… — он смотрит в сторону крыльца. Там, сложив руки на животе, стоит Анна. — Пошли?..

— Пошли, — говорю я.

Через полчаса гости начинают разъезжаться. Николя с Анной тоже выходят на крыльцо со своим жёлтым чемоданчиком.

— Погостили бы ещё, — говорит тётя Валя, вручая им пакет с пирогом.

— Спасибо… — Николя оглядывается на звук мотора за спиной. — …Но нам пора…

Звук мотора — это синяя «Победа» дяди Васи. За рулём — Тольча. Он пригнал машину, чтобы отвезти похмельного отца и мамку домой. Он же отвезёт Николя и Аню на станцию, а потом вернётся за Иваном.

Ивану тоже пора. В свою палату.

Я машу Тольче рукой. Он улыбается в ответ.

Дядя Вася, кряхтя, влазит на переднее сидение. Его жена и Аня уже уселись сзади. Николя ставит чемодан в багажник и подходит ко мне:

— Ладно… Давай…

Мы крепко жмём друг другу руки. Потом он берёт меня за плечо — тоже крепко:

— До свидания.

— Мы ещё увидимся? — мне почему-то жаль с ним расставаться. Он отпускает моё плечо:

— Надеюсь, нет.

И они уезжают. Я вижу, как Аня машет в окно. Все стоящие у крыльца тоже поднимают руки в ответ. Я бреду в дом. Проходя мимо Генкиной комнаты, в которой недолго обитали Николя с Аней, вижу смятую постель. Захожу. Смотрю на чёрно-белого Пушкина… тоже ниггер по-своему…