— Договоренности, возникшие до момента создания симбионта, не имеют силы. Договоренности, не соответствующие воле куратора, доктора и Совета, не имеют силы. Договоренности…

— Я поняла. Ты помнишь меня?

— Ковалева Анастасия Игоревна. 915 года рождения от Исхода. Пол: женский. Рост…

Пятая услышала, как открылись двери лифта.

— Достаточно. Спасибо за информацию.

Элла молча отвернулась и размеренным шагом пошла дальше.

Пятая повернула в боковой коридор, прислушалась: доктор Фолс зашел в кабинет к капитану Паю. Альфа дошла до комнаты, у которой стояла Белла. Стук сердца… по ритму кто-то молодой… шорох… шаги…

Пятая отскочила в сторону вовремя — дверь открылась, не зацепив ее. Из комнаты вышел… мальчик. Приблизительно — ровесник Беллы. Невысокий для своего возраста, ниже Изабеллы на… семь сантиметров, очень худой. Потрепанная футболка с выцветшей картинкой октозавра висела на нем, словно пищевые мешки на колу из зацементированного иронотроса. Бабушка всегда зачем-то мыла все сумки-пакеты, а потом вывешивала их сушится на ветру… Волосы темные, коротко подстрижены, виски вообще выбриты (так часто стригут в детдомах), глаза темно-серые, острый подбородок. И взгляд — пронырливый, недоверчивый, жесткий.

Что делает здесь ребенок 11–12 лет? Ребенок из детдома?

Альфа услышала скрип и бросив на мальчишку столь же подозрительный взгляд, каким тот окинул ее фигуру, пошла прочь.

Капитан Борломи вышел из своего кабинета.

— Клаус! — куратор быстро зашагал к ребенку. — Что ты делаешь в коридоре один?

— А что, нельзя что ли? Я видел, тут белобрысая девка ходила сама по себе.

— О, Космос! Это воспитанница доктора Фолса, имей уважение!

— И че мне с этого вашего уважения будет?

Мальчик храбрился, но сердце его стучало испуганно.

Альфа направилась дальше. Ей нужно было зайти в специальный отдел, чтобы объяснить, куда она дела пузырек эйданола. Хорошо, что порез на бедре зажил еще не полностью.

"Симбионт не способен врать," — сказал ей восемь лет назад капитан Пай.

Несколько лет спустя она поняла, что молчать — не значит лгать. Просто забыла упомянуть, что почувствовала в пылу драки на пару секунд боль, а потом решила, что эта информация не важна. И научилась молчать.

Сегодня…

Пятая прислушалась к шлепанью босых детских ног по коридору.

Сегодня она собиралась научиться врать.

Глава 16

Гузель лениво листала страницы отчета. Доктор Фолс, сидевший напротив, делал тоже самое.

— 36 пункт.

— А тут что неясно? — со вздохом спросила медсестра, прокручивая документ вниз.

— То есть, ты полагаешь, что симбиоз нарушен?

— Я не спец по вашим морским котикам доктор, я пришла к вам недавно. Но судя по поведению этих двоих, они отнюдь не безмолвные покорные куклы. Хотя стоит отметить, что сами подопытные на полном серьезе считают себя безэмоциональной машиной для убийств. Ваш метод сочетания покорности морина и гипноза двуликих действительно прекрасен. Проблема в том, что как не вбивай в голову альфам, что чувств у них нет, на самом-то деле они есть. К тому же морин по той или иной причине в какой-то момент может ослабить контроль за некоторыми отделами мозга. И альфа осознает свои чувства. Краешком, мельком, на пару секунд — но, я думаю, каждый из симбионтов с этим сталкивался хоть раз. Один пройдет, и не заметит, а другой, любящий все анализировать, на этом может зациклиться. Так что проблема не в чувствах. Проблема в способе мышления.

Фолс просмотрел файл до конца.

— Да, я тоже замечал, что Пятая излишне инициативна и склонна к поиску, систематизации и анализу информации. Говорил же Паю: давай будем ей давать задания попроще, но тот уперся, баран. Вот и напоощрялись. А что с эйданолом?

— Сказала, использовала, чтобы вылечиться от раны, нанесенной клинком дзэртанца.

— И?

— Кроветворные функции действительно были ускорены, но следов яда нет. С одной стороны, эйданол усиливает метаболизм, так что за это время он просто мог уже покинуть организм, на оставив следов. С другой, я предполагаю, что Пятая способна врать. Не знаю, осознает ли она сама эту возможность, но предпосылки есть.

Фолс задумчиво кивнул.

— Хорошо, спасибо за информацию.

Гузель выключила свое виртокно и постучала по столу короткими, но зато ярко накрашенными ногтями.

— Вы их ликвидируете? — спросила она.

— Тебе это интересно? — искренне удивился доктор. Гузель поморщилась.

— Ничто человеческое мне не чуждо… Шутка. У меня была одна наработка по проекту Розенталя. Точнее, это мамины выкладки, но я их дополнила, немного подправила, нацелив в нужную сторону, — и получилась неплохая теория. А вот где ее применить, найти сложно. Вы — единственный, кто продолжил подобные эксперименты. Не зря же я после ординатуры именно к вам устроилась, да еще и в унизительной роли медсестры.

— Мои медсестры получают гораздо больше, чем многие доктора, — заметил Фолс, с новым интересом рассматривая собеседницу.

— Но ведь дело не только в деньгах? Дело в том, что ощущаешь, когда ты можешь создавать нечто собственными руками. — Гузель растопырила пальцы. — Когда…

— Вы пытаетесь сойти за одержимую наукой? — насмешливо перебил ее доктор. Женщина приподняла брови в удивлении брови.

— Как это делаете вы? Нет. Мы оба знаем, что дело не только в науке. Что вы чувствуете док, когда создаете новое существо? Когда в вашей воле — убить или оставить в живых? Когда вы стоите со скальпелем над заснувшим телом и делаете первый надрез? Разве здесь, в этой бетонно-иронной коробке вы не всемогущи, словно древние боги в сказаниях забытых времен? Наши знания дают нам не только возможность двигать науку. Они дают нам власть. Удовлетворение. Чувство собственной значимости, особенности, незаменимости. Вы вряд ли видите себя дьяволом. Нет, вы считаете, что делаете все во благо Родины. А издержки есть у любого проекта. Война не может быть выиграна без крови. И вы правы. В этом и во многом другом. Мне нравится ваш подход, мне нравится с вами работать. Но я знаю слишком много, чтобы просто переставлять колбы. Оставьте это глупой Джамале, что из жалости спит с вашим одноруким хакером. Я хочу другого. Как и вы. Я тоже хочу быть ангелом с черными крыльями, док. Демиургом. Богом. Ради блага Родины, конечно.

Фолс рассматривал жарко говорившую женщину со спокойным любопытством.

— Перекиньте мне сначала ваши наработки. А я подумаю, стоят ли оно того.

Гузель самоуверенно улыбнулась.

— Непременно, док. Вы получите их через полчаса. Но без реальных экспериментов все это — пустой звук.

Фолс чуть наклонился вперед, не отводя взгляда от темных глаз собеседницы.

— А что вы будете делать, если в ваших руках остановится чье-то сердце? Если на вашем столе будут умирать люди — один за