счастью, мои руку и сердце пока не требовали. Полстраницы герцог распинался о том, что уверен в моей невиновности и как опустели балы столицы после моего отъезда. Вторую половину страницы он описывал праздник, который собирался устроить сам. А в конце по секрету сообщал, что уговорил отца, и тот разрешил мне вернуться домой на вечер — посетить его бал.

Я заметила, что куратор продолжает внимательно разглядывать мое лицо. Он как будто пытался прочесть по нему содержание письма. Я откинулась на спинку стула и с тяжелым вздохом сказала:

— К такому посланию следует прилагать лекарство от тошноты…

И только потом спохватилась, что при кураторе такое говорить не стоило. Но вместо того, чтобы извиниться и покаяться, я швырнула письмо на стол поближе к Ледяному, позволяя ему удовлетворить свое любопытство. И судя по тому, что куратор тут же впился взглядом в лист бумаги, этого любопытства было через край!

Я смиренно ждала, пока Ледяной прочтет письмо и пыталась сочинить ответ. Достаточно вежливый, чтобы не получить новый втык от отца, и достаточно холодный, чтобы Гольдберг от меня отвязался. Правда, герцог не из тех, кто легко сдается и это проблема. Пока я размышляла, Ледяной дочитал и бросил мне:

— Пиши ответ. Отправлю сам.

Мне показалось, что настроение у куратора резко испортилось. Что, уже не хочется со мной возиться и служить посыльным? А вот не надо было отправлять Свейта за этим дурацким конвертом! Но тут у меня хватило ума придержать язык. Я макнула перо в чернильницу и вывела на листе имя герцога. Метка снова начала зудеть. Я воспользовалась поводом оторваться от своего занятия и напоказ почесала руку под повязкой. Взгляд Ледяного тут же метнулся к черной полосе ткани на моем запястье. А затем он коротко приказал:

— Покажи.

Тем самым тоном, ослушаться которого было невозможно. Я стянула повязку и задрала рукав рубашки. Куратор подался вперед. Я ждала, что он проведет пальцами по моей коже, как это сделал Сигмунд. Но Ледяной убрал руки под стол, будто бы для того, чтобы ни в коем случае не касаться ровного багрового прямоугольника. На его лице промелькнуло облегчение.

И я решила, что это самый лучший момент, чтобы завести разговор о метке. Но пока я подбирала слова, куратор спросил:

— Значит, герцог Скау собирается выдать тебя замуж за Родена Гольдберга?

— Сплюньте! — укоризненно сказала я и мысленно возмутилась тому, как нагло он перескочил на другую тему.

Но Ледяной продолжил:

— Тем не менее его ухаживания поощряются.

Я тяжело вздохнула. На этом стоило также нагло вернуть разговор к метке. Поэтому я сама удивилась, когда начала рассказывать:

— Гольдберг не прочь породниться с моим отцом хотя бы так. Титул герцогов Гольдберг наследует его старший сын Симон, сейчас ему пятнадцать. Моя сестра Амалия — наследница Запада, и ее не отдадут. Герцог Роден ходит вокруг меня уже полгода. Но до этого я могла смело держаться от него подальше. Отец всегда позволял мне многое. Закрывал глаза на мои выходки, пока они не позорили род Скау. И не собирался навязывать жениха.

— И когда же все изменилось? — уточнил Ледяной.

— После того как меня отчислили.

— Что произошло в Академии Хранителей?

Он подпер голову рукой, а интерес в его взгляде был искренним. Я отмахнулась:

— Не важно. Меня подставили. Я не знала, что ее жертвой станет декан Барт, а не один из старшекурсников. Ну и… не знала, что зелье сработает так впечатляюще.

Кажется, я снова рассказала то, что не должна была. Как получилось, что вместо разговора о странных местных обычаях я изливаю душу куратору?

К счастью, на этом вопросы у ледяного закончились, и я пошла в атаку. Точнее, должна была пойти в атаку, но вместо очередного правильного вопроса сказала:

— Чейн пытался проникнуть к источнику.

— Знаю, — помрачнел Ледяной. — Твое зелье… очень поучительное.

— Он и правда может дать силу? Источник?

Наверное, не стоило это спрашивать. Ещё подумает, что я тоже охочусь за родовыми тайнами Аабергов. Но куратор внимательно изучил мое лицо и спокойно ответил:

— Не всегда. Не всем. Не Чейну, но в это он не верит.

— Я чувствовала источник той ночью, перед отлетом в горы. Потому и не спала…

Признание вырвалось почти случайно. Вечер, тишина в библиотеке, уютная ниша за ширмой и приглушенный свет. Наверное, это и располагало к откровенности. Но мои слова произвели нужный эффект — куратор изменился в лице. А я поспешно спросила:

— Что означает эта отметина? Чем мне грозит укус Свейта?

— Свейт не укусил тебя, — также поспешно ответил Ледяной. — Не знаю, что тебе наговорили Халворсоны, но ничего страшного не произошло.

— Тогда почему нужно скрывать это пятно? — требовательно спросила я.

Ледяной отвел взгляд и медленно произнес:

— Ааберги в опале. Я последний мужчина в роду. Меня отправили сюда, чтобы род скорее пресекся. Но ни горцы, ни горные твари никак не убьют меня. А планы Крона и Багрейна подставить меня тоже идут прахом. Даже на твоем поступлении это им не удалось.

Я тут же вспомнила скалящихся щенков, запертый загон и злые слова Крона… А куратор продолжил:

— Поверь, им будет плевать, что ритуала не было. Самое меньшее, они сделают все, чтобы ты вылетела из Академии и вернулась на Запад, в дом своего отца. Или попробуют меня подставить, ведь наказание за неуставные отношения здесь… суровое.

С этими словами он выразительно постучал по листу бумаги передо мной, и я мысленно застонала. Нет уж, выгнать меня из Академии Стражей у них не выйдет! Я не хочу замуж за Гольдберга. Буду паинькой.

На приливе энтузиазма я настрочила вежливый ответ. Даже пообещала быть на празднике. Видеть герцога Родена мне совсем не хотелась. Но благодаря расспросам Ледяного, я вдруг осознала, что скучаю по дому. И ради того, чтобы побыть в знакомой обстановке, готова потерпеть.

Наконец, я поставила точку. И тут же обнаружила, что Ледяной ненавязчиво стоит у меня за спиной и смотрит в лежащий передо мной листок. Стоило мне поднять на него вопросительный взгляд, как он тут же отвел глаза. Почему же его так интересует эта переписка?

— Вы недолюбливаете Родена Гольдберга? — подозрительно спросила я.

— Ненавижу, — искренне ответил Ледяной, и тут же поправился: — Не имею чести быть с ним знакомым.

Этот ответ озадачил меня еще больше. Но к тому времени я так устала, и мне так хотелось спать, что я с надеждой спросила:

— Больше ничего писать не нужно?

— Нет, — помедлив, кивнул куратор. — Но на досуге повтори Свод правил.

Я уже развернулась,