Хорошо, что в тот момент меня не было в городе, не то по статье, которую на меня пытались повесить, я бы уже пошел осознанно и безо всяких подстав. С мерзавцем Большаковым я никогда дел не имел, но тот отчаянно набивался ко мне в партнеры: вышел на меня около трех месяцев назад, видимо полагал, что пока я некрепко стою на ногах после всех обвинений в убийстве сводного брата, то соглашусь ему помогать и запишу его в союзники? Как бы не так! С мозгами у меня всегда было все в полном порядке. И все его многоходовки с проигрышными идеями даже не стал рассматривать. А оказывается зря... Надо было не посылать его, а еще тогда потопить этот мелкий корабль, не оставив от него и щепки.

Спустя полчаса я сидел в кабинете у следователя. Мы договорились с ним, что он возьмет заявление и все показания у Ксении лично и не будет вызывать ее ни в какие участки. Я хотел полностью отгородить женщину от всех волнений и событий, которые она пережила с детьми, получив такой сильный стресс. Таких, как Большаков, я бы отправлял в колонию на пожизненный срок без суда и следствия. Сам едва туда не попал и пробыл в СИЗО долгое время, знал, о чем говорю, но в отличие от мерзавца ничем подобным не занимался, а под следствие попал по ложному обвинению. Моим адвокатам пришлось знатно попотеть, чтобы доказать мою невиновность.

Остаток дня я провел в доме за городом, склонившись над бумагами. Моя борьба за свободу была долгой и затратной, мне пришлось распродать часть бизнеса, и теперь я пытался укрепить позиции, чтобы заявить о своем возвращении. Перед глазами все расплывалось, я едва не заснул в кресле перед ноутбуком и документами, а в итоге перешел на диван, накрылся пледом и проспал до рассвета. Привычка вставать с первыми лучами солнца окончательно выработалась в СИЗО. Я и без этого жизненного опыта особо не любил слоняться без дела. Отец был военным человеком и с детства не давал мне никаких поблажек и приучал к труду. Но только в условиях, точнее полного их отсутствия, все усугубилось, и я часто сравнивал свой образ жизни со строгим режимом, где практически не было места эмоциям и чувствам, а только контролю и холодному расчету.

Около полудня я подъехал к дому Ксении и снова поймал себя на мысли, что ее и детей стало слишком много за эти дни в моей жизни. Только узнав про Надю, которая приходилась на самом деле дочерью мне, а не Ивану, я не смог оставаться в стороне. И не мог не появиться в жизни Ксении. Так бы поступил любой здравомыслящий и ответственный человек, коим я и являлся. Только я совершенно был не готов к такому повороту, что легкодоступная и раскрепощенная девица из клуба окажется матерью моей дочки. Мне потребовалось немного времени, чтобы уложить эту информацию в голове и собрать на девушку информацию, прежде чем заявляться к ней домой с остывшей головой. Что я собственно и сделал.

Я бы и без наведенных справок и собранной информации о Ксюше со временем дошёл бы мозгами, что передо мной нормальная женщина без каких-либо закидонов, и уж точно не девица легкого поведения, но время впустую тратить было жаль. Мне было интересно поглядеть на дочь, я узнал, что со здоровьем у нее не все гладко и сразу обозначил для себя – без помощи девочку не оставлю. Но интереснее всего было поглядеть в лицо Ксении после той ночи и ее реакцию. Поначалу я ведь и в самом деле полагал, что она завсегдатай таких заведений, но ее кристально чистая биография меня сильно удивила... и заинтересовала. Я всегда привык полагаться на здравомыслие, а моей главной чертой в характере было умение анализировать полученную информацию, и в отдельных случаях использовать ее в своих же целях. Вот, собственно, сейчас я и приехал добиваться этих самых целей.

Поднявшись на лифте на нужный этаж, я протолкнул ель в подъезд и вышел сам. Ко всей этой восторженной и праздничной чепухе вокруг нового года я относился ровно, не знаю, как сама Ксения, но вот дети точно ждали чуда и волшебства. Когда-то ведь и я был ребенком.

Я постучал в дверь и, услышав шаги и тихий голос: «Кто там?», ухмыльнулся. В случае Ксении с детьми я был их персональным добрым Дедушкой Морозом, хотя в отличие от старика был не так уж и стар.

– Это Глеб, – отозвался я.

Послышался звук открываемого замка, и спустя мгновение я увидел чистое и немного бледное лицо Ксении. Разбитая губа уже выглядела не так ужасно, а в ее глазах появился блеск. Она удивленно переводила глаза то на меня, то на елку и застыла, открывая и закрывая рот.

– Это... Она такая большая... Я не смогу ее сама поставить… 

– Может быть, для начала впустишь меня, а там мы со всем разберемся?

Я не смог не улыбнуться, разглядывая ее изумленное лицо. На щеках Ксении выступил румянец, а из болезненно-белого цвет ее лица тут же принял здоровый вид. Я протянул ей пакеты с покупками, а сам внес ель в дом, разулся и огляделся по сторонам.

– Я не уверена, что она встанет... хоть где-то! Зачем такая большая? Дети от восторга оглушат соседей, когда это увидят...

– Да, действительно большая, – согласился я с ней, улыбнувшись. – Но если подвинуть диван к стене, а эту полку временно убрать, то вполне будет хорошо смотреться в этом углу? – кивнул в сторону, с которой не сводил прищуренного взгляда.

– Мам… – Макс появился в комнате. – Вау! Елка! Я за Надей! Она должна это видеть!

– Это все неожиданно, – Ксения смотрела на меня растерянным взглядом. – Дети, конечно, будут в восторге, но...

– Без «но». Я не понесу ее обратно и, кажется, один из них уже в безумном восторге... – заметил я, ухмыльнувшись.

Мамочка Ксения оказалась с весьма своенравным и свободолюбивым характером. Я бы мог настоять на браке и нажать на болевые точки, чтобы загнать ее в угол, но к чему принуждать там, где можно большего добиться лаской и простым участием в