— Я по дороге на минутку заскочил. Живу рядом, — объяснил Александр Борисович и добавил уже несколько раздраженным тоном: — Да садитесь же, наконец! — И Заборов сел, не понимая, что с ним происходит и почему он такой странно послушный. — Чем заняты?

— Поступило указание… — охрипшим голосом, откашливаясь, ответил Заборов, — …подготовить материалы по делу э-э… для передачи в Генеральную прокуратуру.

— Чье указание, если не секрет? — спросил Турецкий и едва сдержал улыбку: а Костя все-таки большая умница. Или это его эмвэдэшники уже крепко достали. Значит, решил-таки забрать? Отлично! — Вы, кажется, не расслышали моего вопроса, Василий Петрович? — теперь уже позволил себе вежливо улыбнуться Турецкий.

— Не могу знать, — четко ответил следователь. — Указание мне поступило от межрайонного прокурора, а там? — Заборов кивнул на пыльное окно и закончил: — Не знаю.

— Ну что ж, тогда, как говорится на прощанье, позвольте еще один вопрос? Не возражаете?

— Я слушаю, — с мрачным видом изрек следователь, видимо самим фактом передачи дела уязвленный и оскорбленный до глубины души.

«Вот же дурачок, — без всякого уже раздражения подумал Турецкий, — не понимает своего везения. Другой бы радовался, что появилась отличная возможность избавиться от тяжкой гири, которая неизвестно куда затянет, а этот… Верно говорят: гром не грянет, мужик не перекрестится… Так ведь когда гром раздастся — уже поздно, закон природы, вот в чем суть-то…»

— А вопрос, если позволите, будет такой. Я, конечно, не претендую на вашу полную откровенность со мной, но просто на будущее… и ваше, Василий Петрович, в том числе. Впрочем, не захотите отвечать, не надо, я сумею вас понять. Так вот, мне очень интересно знать, от кого вы лично — понимаете? — получили указание, в каком направлении вести дело об этом ДТП? Объясню свой вопрос, чтобы у вас не возникло мысли, будто я каким-то образом желаю вас подставить. Или, не дай бог, унизить, отобрать «громкое» дело. Вовсе нет. Но могу показать, как говорят, на пальцах, хотите послушать?

Доверительная интонация Турецкого, вероятно, сыграла свою положительную роль, и Заборов словно немного оттаял либо просто успокоился, как это бывает с нервными людьми — то вспыхнут без особой причины, а то — ну прямо такая лапочка, что и представить трудно. И следователь утвердительно кивнул, хотя минуту назад и не предполагал вообще ничего выслушивать.

— Ну так вот что я вам скажу. Указание-то вы выполнили, но, к счастью, не успели натворить новой беды. Хотя были уже в двух шагах от этого. Вы оказались очень не правы, весьма односторонне истолковав или представив это дело как результат злостного нарушения правил дорожного движения и так далее. И зря не прислушались к показаниям свидетелей, в частности, того бывшего летчика с его «коробочкой». А ведь на самом-то деле все случилось именно так. И мы час с небольшим назад наконец обнаружили один из тех джипов, которые и подстроили тяжелую аварию.

— Но почему же я?.. Почему мне?.. — Лицо Заборова вмиг покраснело от возмущения.

«Точно, неврастеник», — подумал Александр Борисович и продолжил:

— Вы либо невнимательно меня слушали, Василий Петрович, либо еще не врубились в ситуацию, как говорит моя маленькая дочка. Поэтому повторяю: да вам никто и не разрешил бы не то что проводить криминалистические экспертизы с теми джипами, но даже предпринимать какие-то шаги к их поиску вообще, понимаете теперь? А, скажем, мне или генералу Грязнову такого запретить не может никто, включая министра внутренних дел, генерального прокурора либо самого президента нашего государства. Чего все они, естественно, никогда и не сделают. Закономерен ваш вопрос: так кто же тогда способен на это? Отвечаю: сошки куда мельче, но обладающие, по их же мнению, реальной властью, включая и криминальную. Вы — молодой следователь и, я думаю, не успели еще ожесточиться от, между прочим, достаточно типичных ситуаций, когда вышестоящее руководство предлагает вам в приказном порядке прекратить то или иное дело, выпустить из-под стражи подозреваемого в тяжком уголовном преступлении, ну и все такое прочее.

— А вы ожесточились? — спросил вдруг Заборов.

— Нет, но прошел через это. Хотя, впрочем, и меня увольняли, мягко выражаясь, за непослушание, и сам я гордо хлопал дверьми — всяко бывало. Не в том суть.

— А в чем? — с вызовом спросил Заборов.

— В том, Василий Петрович, что перед глазами всегда оставалась некая перспектива. Которую, кстати, всегда во мне поддерживали мои товарищи. Тот же Грязнов, понимаете? Или Меркулов. Но вернемся к нашим баранам… К счастью, как я уже сказал, вы не успели наделать трагических ошибок. Возможно, в какой-то степени и для себя самого. Не перевели подозреваемого вами Гордеева из больничной палаты в камеру, например, Бутырского следственного изолятора, чего от вас наверняка требовали, не так?

Турецкий в упор уставился на следователя. Тот вскинулся было, но как-то сник и смущенно опустил глаза. Слова были излишне.

— Межрайонный требовал, да? — небрежно спросил Александр Борисович.

Но Заборов лишь неопределенно пожал плечами. Все правильно: не хочет либо боится стучать на собственного начальника. Ну и пусть себе молчит, молчание его, в данном контексте, явный знак согласия.

И еще Александр Борисович подумал, что картинка-то выявляется странная, мягко говоря. Здесь, в межрайонной прокуратуре, возбуждают дело против Гусева, хотя весь бизнес его совсем в другом административном округе. Ну ладно, предположим, живет он тут. Но здесь же возбуждается дело и против нового адвоката Гусева, то есть против Юрки Гордеева. Причем действия максимально жесткие. Случайность? Вряд ли…

— Я не буду забирать у вас материалы следствия по делу о ДТП, — сказал Турецкий. — Посылайте, как и положено, с курьером. Распоряжение, как я подозреваю, отдал Константин Дмитриевич Меркулов, а он найдет кому его передать. Да, кстати, просто на всякий случай и для вашего спокойствия, Василий Петрович… — Турецкий сделал многозначительную паузу. — Мне представляется, что у вас нет большой нужды особо распространяться на тему о том, что один из джипов обнаружен и что с ним проводятся следственные действия. Как постоянно повторяет один мой приятель, меньше знаешь — крепче спишь, верно? И последнее. Я хочу надеяться, что вы сумеете сделать для себя соответствующие выводы из происшедшего и не станете в дальнейшем так необдуманно рисковать своей будущей карьерой. Не сомневаюсь, далеко не самой худшей. А засим разрешите откланяться. И не обижайтесь на меня, мы же коллеги, в конце-то концов.

Турецкий поднялся. Встал и Заборов. Александр Борисович протянул ему руку, тот — свою.

— Ну вот и хорошо, — удовлетворенно заметил Турецкий, — между прочим, здесь, в вашем здании, я прежде не бывал, и, следовательно, меня вряд ли кто узнал. Поэтому можете делать вид, что я у вас и не был. Лады?

Заборов неопределенно пожал плечами, и не понять было — принял он предложение старшего коллеги или нет. Ну и черт с ним, в конце концов, детей вместе не крестить, а в жизни вряд ли состоится когда-нибудь еще одна встреча. Не вник в суть дела — это его проблемы. Будет продолжать упорствовать? А как в таких случаях поступают приличные люди? Вот именно, не подают руки. Публично и с соответствующими комментариями. Что в определенных обстоятельствах может означать крах карьеры.