И тогда я окончательно понял: имело место магическое вмешательство. Военное. Телепортат разбомбили. Мы с Софи чудом успели перебраться сюда. Случись небольшая задержка, и нас просто расщепило бы на тысячи фрагментов…

Меня передернуло, а снизу, слева, раздался стон.

– Они там, – сразу отозвался старик. – Вот здесь мы можем спуститься. Осторожней.

Мой провожатый с удивительной легкостью стал пробираться вниз, огибая железные прутья и опасно топорщащиеся кверху части витража.

Настал мой черед идти за ним.

Софи нашлась сразу. Она и кто-то из сильно пострадавших расположились на большой плите, некогда бывшей составляющей стены телепортата.

Моя супруга стояла на коленях, смотрела на растерзанную грудную клетку пострадавшего и делала что-то руками, словно бы плела из невидимых нитей.

Но прежде, чем я успел задать хоть какие-то вопросы, проснулся мой дар. Все посторонние мысли вылетели из головы, осталась лишь одна, навязчивая: помочь, спасти, облегчить участь…

Старик подал саквояж, я встал на колени с другой стороны от Софи и принялся за осмотр…

как война обнажает все скрытое

Я не чувствовала себя человеком. Не чувствовала боли или холода, страха или отвращения. Все, что ощущала, – призыв о помощи. Болезненный, щемящий душу, срывающий барьеры и заставляющий пустить в себя силу ударной волной.

Стоя на коленях, я плела нити, сотканные из черного тумана, не позволяя им истаять окончательно. Все, что видела кроме них, было алое сердце, едва-едва толкающееся вперед, подающее надежду и веру. Но толчки становились все реже и медленнее, как бы я ни старалась соединить разорванное. И тогда вспомнился Джеймс.

Где-то в отголосках памяти осталось его искаженное болью лицо. Я что-то сотворила с ним. Я была виновата. Но вины не чувствовала…

Я знала, что рядом есть старик, которому дорог этот мальчишка, лежащий теперь передо мной. И все, что могла, – сказать ему грубо, отрывисто: “Приведи лекаря. Он остался там, откуда я пришла. Быстро!”

Мне не было известно, понял ли человек все, что услышал. Но большего я не могла. Даже эти несколько слов заставили сильно отвлечься и едва не потерять важную ниточку. Сердце толкнулось последний раз вперед. Умирающий застонал и затих. Его прозрачно-голубые глаза смотрели вверх, на черное небо, словно искали там ответа на огромное множество вопросов.

И он бы непременно ушел. Если бы мог. Но мальчишку держало что-то. Огромный долг, вера во что-то, незаконченное дело, которое он не мог оставить… Все это придавало ему сил, и я снова смогла ухватить почти истаявшую ниточку, соединив ее с другой.

– Сейчас, – голос Джеймса раздался совсем близко, – ты только не уходи, парень. Будет больно, зато потом заживем!

Я слышала, но не видела супруга. Но уверенность в его голосе придала сил и мне. Я с удвоенной силой стала тянуть за ниточки, связывать их, удерживать рядом. И с огромным удовольствием поняла: они больше не расползаются, не тают на моих глазах.

Рядом, за спиной, недовольно колыхнулась черная служащая, пришедшая забрать то, что она считала по праву своим.

Я позволила себе улыбку.

– Он не твой, – сказала громко. – Ты же видишь, его срок еще не пришел. И придет не скоро.

Тень качнулась снова. По шее мазнуло холодом, по макушке словно бы кто-то огладил одобрительно ледяной рукой.

Джеймс что-то говорил в то же время, но его слова мне было не разобрать. Я просто закончила свое дело, связав все ниточки, что успели распуститься раньше. Удовлетворенно посмотрела на сердце, набирающее новый разгон, и, вздохнув, опустила руки.

***

Приходила в себя тяжело.

Мало того, что меня трясло от холода, да так, что аж зуб на зуб не попадал, так еще взгляд супруга напротив чуть не добил.

Мы тряслись в карете. Джеймс и какой-то старик в форме телепортата сидели передо мной, я же сама возлежала одна на всем сиденье, укутанная в несколько покрывал и собственную шаль. А между нами висел магический кокон, оплетающий некоего молодого человека и не позволяющий ему чувствовать все тяготы перемещения по ухабам и кочкам.

– Эт-то чт-то? – проклацала зубами я, разглядывая новых попутчиков.

– Лекарская реанимагия, – хрипловатым голосом отозвался супруг, утирая тыльной стороной ладони пот со лба и висков. – Ему вредны перемещения, но оставаться на месте нам было нельзя.

Я с трудом села, подтягивая покрывала, и язвительно уточнила:

– А м-мне м-мож-жно тряс-стис-сь?

– Я бы тебя совсем прибил, но свидетель имеется! – Джеймс откашлялся, снова бросил уничижительный взгляд и тяжело вздохнул.

– Эт-то за чт-то? – поразилась я такой черствости сердца.

– За все! – с чувством отозвался супруг, давая понять, что тема закрыта и больше он говорить со мной не желает.

Я нахмурилась, задумалась… Вспомнила странное поведение служащего из телепортата, шум, беготню и ноющую тревогу внутри, расползающуюся заразой по всему телу.

А потом туман. Черный едкий туман в голове, зовущий и не терпящий возражений. И боль на лице Джеймса…

Я тронула собственное горло, вспоминая, что именно сделала. Стало тяжело дышать, пришлось поправить ворот дорожного платья, оттянув его в сторону.

– Только без паники! – устало попросил супруг. – Не хватало еще новой потери контроля над собой!

– Ой, – только и смогла сказать я, понимая, что теперь бросило в жар, да так, что и покрывала больше не нужны.

– Ой будет потом, – пообещал Джеймс, снова прочищая горло. – Когда окажемся в безопасности. И без лишних глаз.

Услышав про лишние глаза, я посмотрела на старика, о котором чуть не забыла от волнения. Высокий, судя по всему немного сутулый, с тонкими чертами лица и абсолютно седой головой, он смотрел на меня спокойным, даже каким-то равнодушным взглядом.

– Меня зовут Софи, – представилась я, вспомнив о приличиях.

– Гюс, – откликнулся старик на удивление бодро. – Благодарю мисси темневичку за неоценимую помощь моему господину.

Он слегка склонил голову в подобострастном поклоне.

У меня по телу снова побежали мурашки. Теперь уже не от холода, а от страха. Мы с Джеймсом собирались тихо-мирно сдать меня родне, но не успели даже шагу сделать в новом городе, как случилось то, что случилось…

Беседа больше не клеилась. Переглянувшись пару раз то с одним спутником, то с другим, я прикрыла глаза и снова натянула одеяла повыше. Холода уже не испытывала, а вот желание скрыться от всех нарастало.

Карета остановилась внезапно.

Я даже не успела восстановить в голове произошедшие события, как мерное покачивание с периодическими резкими толчками прекратилось. Кто-то, – подозреваю, что кучер, – что-то закричал на лошадей и постучал по крыше.