относительно того, как поделить прибыль. Когда власти не одобряют тот или иной метод лечения, он объявляется незаконным или неэтичным, как сегодня объявляют лечение стволовыми клетками.

Позволь привести тебе другой пример. То же происходит с уличными проститутками или массажистками в массажных салонах. А в чем же разница, спросишь ты. И те, и другие предлагают сексуальные услуги, но уличных проституток скорее арестуют, потому что другие находятся под охраной закона. Так же обстоят дела и с казино: в каких-то странах они действуют легально, а в других они нелегальны. Легальными они являются в тех случаях, когда правительство может выкачивать из них деньги. Но, возможно, эти примеры слишком мрачного свойства. Ладно, тогда скажем по-другому. Фабрика производит два вида рыбного соуса: оба выпускаются в рамках одного и того же производственного процесса, но один соус зарегистрирован и одобрен правительственным агентством по контролю за продуктами питания, а другой – нет, и по этой причине объявлен непригодным для употребления. Агентство предупреждает общественность, что второй вид соуса может быть заражен вредными веществами, в то время как первый считается абсолютно безвредным. А теперь позволь спросить: что же определяет законность? Определенно не качество рыбного соуса или производственного процесса. Ты понимаешь, о чем я?»

Вот так я объяснял Дао положение вещей, а она слушала меня внимательно, кивая каждому моему слову. Она не была похожа на других: она была единственная, кто верил в меня, в мое дело. Вот так мы и стали спутниками жизни.

* Как можно верить этому никчемному болтуну? Возможно, он добился в жизни больше меня, но лишь потому, что настоятель обеспечил ему возможность учиться в Бангкоке. К сожалению, гламурная жизнь в столице его испортила. Я всегда сомневался, что он смог до конца пройти хоть один курс из тех, за которые он хватался. До сего дня я ни разу не видел ни одного его диплома или сертификата. Он всегда обожал грандиозные, но авантюрные идеи. Обожал он и помпезные слова и термины, используемые для критики нашей общественной и политической системы. У нас уже есть демократия, так, может быть, его вечное критиканство подразумевает иной вид управления!

И не забывайте: однажды его уже обвиняли в коммунистических настроениях, и он был вынужден бежать в лес[54]. После того как правительство его помиловало, он ни в малейшей степени не испытывал никаких угрызений совести. Чего же он в действительности хочет от жизни? Почему он не нашел себе приличную работу и приличную жену, не стал добропорядочным семьянином и не прекратил витать в мире фантазий? Не перестал быть баламутом? Он всегда был возмутителем спокойствия в обществе – занозой в одном месте. Он не умел прочно стоять на ногах, вечно менял одну работу за другой. Он так и не обрел надежного места в жизни, у него был пунктик: во всем винить правительство, критиковать судебную систему и армию, которая защищает нашу страну от внешних врагов. Он никогда не знал своего места. Мне стало известно о множестве связанных с ним скандалов от его друга Сомчая, который частенько звонил мне и рассказывал о них.

Однажды он свалился на меня нежданно-негаданно. Вообще-то он пришел на тайное свидание с женщиной, жившей со мной по соседству. Вел он себя как-то подозрительно, запретив мне рассказывать матери, что он оказался поблизости от нашего дома. Мой брат – конченый неудачник, и я не могу понять, почему мать до сих пор в него верит. Однажды он признался мне, что собирается уйти в политику, чтобы помогать людям и исправить систему. Я лишь посмеялся над ним. О, боже ты мой! Еще совсем недавно он нападал на систему и на наших политиков, а теперь вдруг решил сам стать политиком. Как я и сказал: никчемный неудачник. Но в любом случае, хорошо, что он продемонстрировал свое истинное лицо. Он форменный неудачник – и никто иной.

(Вышеприведенные суждения принадлежат Таю, брату Сиама.)

** Сиам был парень амбициозный. Он часто себя переоценивал. Все знали, чего стоит этот краснобай, вечно рассказывавший всякие напыщенные небылицы. Он был тот еще лжец, умевший сделать из мухи слона. Десятки он превращал в сотни, сотни в тысячи, а уж свои сказки поворачивал и так и эдак и выворачивал наизнанку. Те, кто плохо его знал, могли попасться на удочку его красноречия: для неопытного уха все его россказни звучали довольно убедительно. Я уж не знаю, какие такие идеи он внушил Дао. Он на пару лет исчез с моего радара, а потом вдруг заявился ко мне с очередным грандиозным проектом. Он в мельчайших подробностях поведал мне о своем открытии так называемого фонтана вечной молодости. Поначалу его слова меня встревожили, но потом я стал его внимательно слушать.

– Бескрайняя вселенная начинается внутри нас, – вещал он. – Чтобы понять вселенную, нам нужно изучить ее чертеж – наше собственное тело. Сложная система наших генов – это микрокосм. В стародавние времена не было такого понятия, как современная медицина; травы и растения были единственными лекарствами. Современная медицина возникла много позже. Как мы знаем, сегодняшние антибиотики могут лишь замедлить развитие болезней и предотвратить их распространение, но они не могут полностью их излечить. Мы с тобой, как врачи, это знаем. Современная медицина – это еще и политика: она тесно связана с властью и деньгами. И посему лечение людей становится второстепенной заботой. Тело может само себя вылечить, так что ключ к долгой жизни находится в нас самих.

Сиам пытался убедить меня во многих вещах, начинал он с сотворения человека и ботаники, после чего перекинулся на эпоху Будды (святотатство!). Его повествование перескакивало с одного на другое, охватывая промежуток между Античностью и последними пятьюдесятью годами современности. Он вещал о набожных лесных монахах, которые всю жизнь жили в джунглях и никогда не знали никаких болезней. Эти монахи, уверял он, были способны установить время своей смерти и творить чудеса со своими телами, так чтобы те, подобно египетским мумиям, не разлагались.

– Великий Будда открыл тайну, которой следовали все его ученики, – продолжал Сиам. – Эта тайна была даже записана в книге «Трипитака» – «arōgyā paramā lābhā», – и монахи должны были жить в соответствии с ней.

Он взглянул на меня и сжал губы, словно стараясь не дать тайне вырваться из его рта.

– Пей ежедневно по стакану своей мочи – и никакая болезнь к тебе не пристанет!

Я поморщился от омерзения и смущения, а он продолжал:

– Новым