При рассмотрении источников информации тех критических месяцев 1939 года – накануне войны – мы сталкиваемся с еще одной трудностью. Как выяснилось, информация, полученная от секретных служб, не играла почти никакой роли при принятии решений правительством или начальниками штабов. Кроме секретных служб, основными каналами информации были донесения в министерство иностранных дел, особенно из миссий в Берлине, Париже и Варшаве, доклады военных атташе в этих столицах и оценки, составленные разведками армии, флота и авиации. И все же сомнительно, чтобы разведка королевских ВВС под руководством вице-маршала авиации Р.Ч.Ф. Пирса подготовила что-нибудь сравнимое по своему влиянию на политику правительства с докладами о люфтваффе, распространенными американским полковником Линдбергом.

Другой пример. Руководитель военно-морской разведки тех предвоенных месяцев контр-адмирал Д. Трауп открыто восхищался успехами генерала Франко в Испании; он не скрывал своего отвращения к Народному фронту во Франции и ко всему, что исходило от Советского Союза. Капитан Лиддел Гарт пишет, как он встретил адмирала Траупа на одном из званых обедов и слышал его рассказ – в присутствии иностранных дипломатов – о глубокой симпатии к генералу Франко. «Зная, в какой степени правительство полагается на информацию адмиралтейства, я был ошеломлен тем, что эта информация поступает по такому сомнительному каналу».

Это очевидное – и настоящее – неведение относительно планируемых действий Гитлера и неспособность получить жизненно важную информацию представляется тем более странным, если учесть ситуацию в Германии. Там нашим агентам приходилось общаться с людьми, которые, по общим отзывам, были настроены против национал-социализма и фашизма сильнее, чем некоторые их британские и французские «коллеги».

На протяжении всех тех месяцев руководители немецкого абвера готовили заговор с ведущими офицерами вермахта с целью свержения Гитлера. Они присутствовали на выступлениях Гитлера 23 мая, 14 и 22 августа. Они знали о каждом шаге, обо всех приготовлениях Гитлера. При помощи такой группы нелояльных генералов и сотрудников контрразведки разведчики и дипломаты союзников не сумели предвидеть движение Гитлера к войне и нападение на Польшу! Представляется немыслимым в свете того, что нам известно об адмирале Канарисе, полковнике Остере, Хасселе и Гизевиусе, не говоря уже о других, что они сумели передать союзникам столь важную информацию о планах Гитлера.

Нам известно, что Остер информировал некого старшего офицера голландской разведки о неминуемом нападении 10 мая 1940 года; нам известно, что Дания и Норвегия были еще в апреле предупреждены через швейцарские каналы о предстоящем нападении, и нам также известно о тесных связях между оппозиционными немецкими кругами и дипломатами и военными атташе западных держав. Как же случилось, что при таких явных преимуществах ни начальники штабов, ни министерства иностранных дел, ни правительства двух стран оказались полностью не подготовленными к действиям Гитлера? Ведь он по меньшей мере трижды заранее излагал свои планы, которые были известны и офицерам абвера, и сотрудникам германского министерства иностранных дел, настроенным против Гитлера? Всем им были известны факты. Что же случилось с этими фактами? Они затерялись в каналах связи или их просто подшили к делам, не обратив на них должного внимания? Возможно, они намеренно скрыты? Или все же попали к адресатам, которые их проигнорировали?

Вопросы о том, что могло бы произойти в 1939 году, хотя с тех пор в организационном и техническом отношении британская и американская военные разведки и секретные службы стали намного совершеннее, отнюдь не праздные. Не произошло никаких коренных изменений в дипломатической и политической разведке. Не то чтобы их донесения были неадекватными. Они зачастую являются здравыми и трезвыми оценками местных условий и перспектив, но редко выходят за эти пределы и практически не вторгаются в сферу практических действий, в которой Гитлер был асом и которая стала отличительной чертой 1939 и 1940 годов. Именно в этой связи мы должны тщательно изучить уроки сентября 1939 года.

Начиная анализировать донесения 1939 года, опубликованные или остающиеся в архивах, мы видим, что их можно отнести к трем разделам:

1. Нежелание британцев и французов поверить, что Гитлер пойдет на то, что им представляется абсурдным.

2. Нежелание Гитлера поверить в готовность англичан и французов ответить на его вызов.

3. Преувеличенные оценки сил противника, приведшие к бездействию, когда можно и нужно было предпринять решительные действия, или к напрасной трате и неправильному использованию ресурсов и возможностей, чтобы встретить несуществующие опасности.

Сочетание неверия в неожиданности и веры в преувеличенные оценки сил противника продолжало играть главную роль в течение всей войны при выработке политических решений правительствами. Оно было решающим элементом при быстрой немецкой оккупации Норвегии и Дании в 1940 году и при прорыве французской обороны у Седана в мае того же года. Внезапное нападение японцев на Пёрл-Харбор оказалось возможным только вследствие полного неверия американцев в возможность такого нападения[37].

После Пёрл-Харбора страны оси, казалось, утратили способности устраивать и впредь внезапные акции против союзников, за исключением неожиданностей тактического характера, как это было в случае с «летающими бомбами», нацеленными против гражданского населения Лондона. Однако, по мере того как фактор стратегической внезапности ослабевал, стал играть более серьезную роль другой фактор, о котором уже говорилось, – преувеличение сил противника.

Это была не простая форма преувеличения разведкой. Это преувеличение носило значительно более сложный характер; оно уходило корнями в обстоятельства 1939 года: страх и нежелание бросить немцам вызов на суше в Европе. По мере того как немцы начали укреплять свои позиции в стратегическом и психологическом отношении и в обиход вошли такие термины, как «Атлантический вал» и «Крепость Европа», они опять стали снабжать разведку союзников такими же «рецептами», которые имели успех в 1938 и 1939 годах.

Начиная с 1942 года и особенно в 1943 году британская и американская оценки немецких сил на Атлантическом валу в значительной степени превышали фактическую численность немецких войск, оборонявших «Крепость Европу» на западе. Планы вторжения в Европу в качестве главной операции по облегчению тяжелейшего положения русских на русско-германском фронте неоднократно сводились на нет из-за численности сил вторжения, которая все время увеличивалась, ввиду многократного преувеличения разведкой немецких оборонительных сил на западе.

Но и это еще не все. Наряду с мрачными прогнозами о трудностях, связанных с преодолением обороны немцев на западе, давались блестящие оценки британской бомбардировочной авиации и стратегической авиации США. Казалось, одни только их действия могли заменить вторжение. Из поступающей информации следовало, что авиация союзников активно уничтожает люфтваффе и центры немецкой авиационной промышленности. По выражению командира британской бомбардировочной авиации маршала авиации Гарриса, авиация союзников оставляла «немцев без домов», ее налеты наводили ужас, о чем английскую прессу просили не писать, чтобы не вызвать протестов общественного мнения против подобных методов ведения войны. Таким образом, преувеличенные оценки сил Германии на западе и ущерба, наносимого Германии авиацией союзников, в значительной степени затягивали вторжение в Европу и окончание войны.