пробормотал Ромбов, который опять опаздывал и был не в духе из-за ссоры с Юлей.

— Чё такой вежливый-то с утра?

Ромбов посмотрел на приятеля уничижительно.

— Тебя, говорят, покоцали?

— Да уже нормально, — нехотя признался Ромбов, но внимание льстило.

— Погудим вечером?

Идти никуда не хотелось. За несколько недель он успел ужасно соскучиться по острой рабочей жизни, по своему заброшенному делу. Опять в его голове взвинтился гул, который Юля успела вытеснить своим появлением. Но одновременно почувствовал гордость за то, что теперь был как Витёк — с человеческими проблемами.

— Обещал девушке быть дома, — соврал он, чтобы похвастаться.

— Девушке? Ого!!!

— И работы накопилось… Ну, в общем, надо идти, потом расскажу.

Оставил Витька в изумлении.

После драки в клубе отдел оттаял, словно берлога весной. Его по-прежнему чмырили как младшего, подтрунивали из-за обеденных контейнеров с варёной курицей, странных привычек и молчаливости. По-прежнему сваливали на него бумажную волокиту, но теперь называли не Гугл, а Гуга, и в ироничном «эй, Гуга, все штаны просидишь» слышался не морозный холод, а братская насмешка. Как будто он претерпел боевое крещение и теперь считался за своего.

Весь сентябрь он бродил в каком-то задорном тумане. У него впервые в жизни была девушка. Она жила в его квартире. Он просыпался рядом с ней и учился засыпать рядом. Он нёс за неё ответственность. На работе наладилось. Его посвящали в общие дела и, наконец, перестали считать трусом.

И всё же в нём, словно борщевик, росло ядовитое раздражение против всего нового. С одной стороны, его волновали Юля, секс с ней, совместный быт. С другой — новая жизнь требовала огромной концентрации. Всё перевернулось вверх ногами, Юля бурлила, как горная река, и вечно чего-то требовала: внимания, денег, разговоров, перемен. Перемен он не хотел. Он буквально заставлял себя приспосабливаться.

Но чем дальше, тем становилось хуже. Ему не хватало пространства, Юля злилась. Он искал укрытия в работе — в стабильном и понятном мире. Но и там уже было тесно. Его, как прежде, вынуждали сдавать нормы, искать свастики и вызывать на допросы подростков. Тогда он снова погрузился в мир своих девочек.

Он обзвонил все оставшиеся кладбища в городе и области. Новых случаев не нашёл. В его табличке было восемь имён. Поговорил с родственниками остальных детей, но не узнал ничего полезного. Он читал. Статьи про маньяков и психопатов. Книги про древние цивилизации. Журналы о чёрной магии, найденные на развалах. Материалы про древние символы. Купил книгу Зелёнкина о свастике, на которую тот ссылался в газете. Ничто не приближало его к разгадке. И от этого голова тяжелела, словно к ней привязали кирпичи неопределённости, которые громыхали на призрачных верёвочках при ходьбе. Комната, которую он запирал от Юли, обрастала подробностями. Расширялась чёрно-белая карта на стене. Закрашивались на ней проверенные кладбища. Рядом с красными областями он прикрепил фотографии девочек, которые удалось раздобыть. Сначала думал, что сможет проследить район обитания преступника, но ничего не прояснялось. Восстановил разговоры с родственниками и распечатал их, отметил адреса девочек, прочертил их пути следования в школу, записал имена друзей и других родственников. Информации становилось всё больше, но вычленить из неё важное не удавалось.

В октябре осень зарядила дождями. Он запирался в кабинете: читал, рыскал в интернете, а бывало, сидел на диванчике часами и смотрел на карту.

Наступил ноябрь. Небо было на сносях, скоро ждали первого снега. Но земля ещё лежала незамёрзшая, разбухшая от влаги и прикрытая коричневым слоем прелых листьев.

Позвонил сторож с Ново-Сормовского кладбища. Андрей помнил Кентервиля и помнил, что оставлял ему визитку. Кентервиль рассказал, что ночью осматривал территорию и заметил свет фонарика в темноте. Он приблизился и услышал нечленораздельное бормотание, а когда подошёл ближе, обнаружил гору земли в дальнем квартале кладбища.

— Эй, — крикнул сторож.

Тогда из могилы выскочил мужик — он видел его только со спины — в лёгком бежевом плаще, среднего роста, среднего телосложения и бросился наутёк.

Сторож за ним, конечно, не побежал. Но осмотрел место происшествия. Могила была полностью раскопана, труп ребёнка извлечён из гроба и брошен в яме. Очевидно, его хотели украсть, но не успели.

— А что с памятником на месте захоронения? — с нескрываемой надеждой спросил Ромбов.

— Глаза замазаны, — сказал Кентервиль.

У Ромбова буквально затряслись руки.

— К могиле никого не подпускайте и сами там не ходите, я еду! — Ромбов  чуть ли не закричал в трубку и как ошпаренный начал собираться.

Медведев был в кабинете:

— Ты чего? — спросил он встревоженно.

Ромбов дёрнул несколько раз головой. Замер на минуту, переваривая данные. Потом решительно подошёл к медведевскому столу, сел напротив.

— Слушай.

И он рассказал: сколько уже материалов накопилось, про новый звонок и что они, видимо, имею дело с серийным некрофилом. Подробности про родственников и свою картотеку девочек опустил.

— …Убегал в спешке. Наверняка оставил следы… — восторженно выпалил Ромбов.

— Ну что ж… — кивнул Медведев.

После совещания собрали опергруппу.

На Ново-Сормовском осмотрели могилу. Стоял ясный осенний день, подморозило, будто сама природа берегла место преступления.

Сохранились следы ботинок сорок первого  размера. Возле памятника, где глаза покойной Арины Горновой, шести лет, были закрыты аккуратной чёрной полоской, нашли забытый впопыхах баллончик с краской, лопату и рюкзак, в котором преступник, очевидно, собирался переносить тело. Сняли отпечатки.

Нужно было проверить остальные известные могилы — на месте ли тела.  С тех пор, как стало понятно, что дело может быть громким, препятствий никто не чинил. Ромбов уговорил родителей Гусевой подписать разрешение на эксгумацию. Отчим сопротивлялся, но мать одержала победу. После сбора всех разрешений и справок в присутствии растерянных родителей и опергруппы копатели извлекли  из могилы пустой гроб. 

28. Что такое «плохо» 

Я не могла поверить в то, что написала заявление. Два года жизни перечеркнул этот гондон. Просто взял и сжёг их в печи своего самолюбия. А ведь мне казалось, если по чесноку, что я всё ещё его люблю. Я бежала от этой больной любви весь последний год: неважно куда и к кому. Главное — от него. Я боялась себе признаваться, но на самом деле всё ещё надеялась на его возвращение. Как будто просто произошёл разрыв на линии во время ссоры между двумя важными друг для друга людьми. Ошибка в коммуникации. И разговор обязательно будет продолжен. Учёба в Педе, по правде говоря, мало меня