интересовала. Правильно Светлана Матвеевна орала: какой из меня учитель? Я хотела остаться, хотела быть хорошей студенткой, чтобы опять видеть его, заслужить его уважение и внимание, чтобы хотя бы иногда сталкиваться с ним в коридорах и приветствовать: «Здравствуйте, Юрий Сергеевич». И потом ещё неделю разглаживать, словно мятую бумагу с рисунком, внутри себя образ этой встречи.

Я надеялась, что отношения с Андреем — это прыжок во что-то новое, спокойное, определённое. В тёплое море, как в отпуске, которое будет качать на солёных невысоких волнах: без жара, без шквального ветра. Отношения, в которых можно будет согреться и забыть о прошлом. Но, по правде, мне становилось в них всё холоднее. Особенно ночью, когда я вспоминала, как Юра в самом начале обнимал меня, как проникал во всё моё существо и я, засыпая, отворачивалась и неслышно плакала от счастья, от невыносимой близости. Но то, что было с Андреем, было скорее похоже на попытку загорать на скалистом берегу — сплошные раскалённые камни.  Да, я просто использовала его для передышки. Но куда мне было идти?

Юра меня ненавидит. Пока я ехала домой, я думала, что тоже ненавижу его, что мне хочется свернуть ему голову, как субботней курице. Я представляла это в подробностях.

Когда я подходила к подъезду, нащупывая в сумке ключи, пошёл первый снег.  Он посыпался сразу крупно и отвесно, как будто управляющая служба на небе отгораживала тюлевой занавеской мою прошлую жизнь. Там, за занавеской, была моя ненастоящая любовь и отхаркнувший меня университет. Как странно, что самым близким и неравнодушным существом, силуэт которого мерещился мне за снегом, оказался Продруид. И тот меня кинул с занятиями. Был ли там вообще кто-то близкий? Только Юра — слабый, истеричный, неуравновешенный мудак, которого я больше не хотела вспоминать. Как будто занавеска была даже не из снега, а из большого пепла от сожжённых страниц моей любви.

Андрей не обратил внимания, когда я зашла. Он читал книгу про свастику.

— Привет, — сказала я.

— Привет, — сказал он, не поднимая глаз.

Я переоделась, покружила по квартире и не нашла себе ни места, ни занятия. Села рядом с ним на софу, откинувшись на подлокотник и поставив ноги ему на бедро. Юра всегда клал руку сверху, это был такой камерный, тёплый ритуал, от которого у меня всё внутри переворачивалось. Андрей никак не отреагировал.

— Что читаешь? — спросила я, чтобы привлечь внимание.

Он, не отрываясь, поднял книгу — обложка оказалась напротив моего лица.

— Зелёнкин? — я удивилась сквозь усталость.

— Ага.

— Свастика? Я думала, он про кладбища пишет…

— Ммм… Что? — Андрей, наконец, посмотрел на меня.

— Он мне все уши прожужжал про своих мертвяков. Лучше бы, блин, к экзаменам нормально готовил…

Андрей завис на несколько минут. Я видела, как несколько раз дёрнулась его голова — это было свидетельство каких-то внутренних неполадок.

— Он пишет книги про кладбища? — Андрей больно схватил меня за плечи.

— Полегче, — я попыталась вывернуться, но он был заледенелый, как статуя, и смотрел на меня горящими глазами.

— Что за кладбища?

— Ну, хобби у него такое, я откуда знаю: ходит, записывает могилы.

— Какие могилы, где?

Он испугал меня. Я вырвалась и отступила на метр, растирая кожу выше локтя.

— Я не знаю, мне больно.

Он проборматал:

— Прости, — и бросился к шкафу.

Переоделся секунд за тридцать, бросился в закрытую комнату, откуда вылетел с газетой в прихожую.

Я побрела за ним в коридор:

— Ты не хочешь мне что-то объяснить?

— Это по работе.

Пока он надевал второй ботинок, я сказала:

— Меня из универа выгнали.

Не знаю, на что я рассчитывала. Это было как слабый, слабый сигнал — морзянка фонариком в тумане, — чтобы он поддержал меня.

Он обернулся (мне кажется, он вообще не слышал ничего):

— Закрой за мной.

Я осталась одна. Рядом был только большой первый снег, тающий у земли.

Я выкатила из шкафа чемодан. Давно следовало уйти, но было некуда. Однако теперь, когда больше ничто не держало меня в этом городе, я не могла оставаться в белой квартире, в которой не было ничего моего. К Вовке я тоже не могла вернуться — только не туда. Тогда я вспомнила, как мечтала о Питере, о комнате с высокими потолками, о новой жизни с новыми людьми и новой собой.

Я вытащила всю свою одёжку и обувь. Там были дорогие пеньюары, шикарные платья, подаренные Юрой, красивые туфли. Выбрала только то, что покупала сама: простую одежду: колготки, джинсы, пару футболок, нижнее бельё, носки. Стряхнула в один большой пакет косметику. Ужасно тяжело было оставлять обувь, но она занимала слишком много места. И был ещё Лунатик. Не тащить же с собой аквариум! Андрей хранил крупы в больших пластиковых банках с крышками. Я выкинула гречку, которую мы постоянно ели и которую я терпеть не могла, в мусорное ведро, а в банку, насыпав туда грунт из террариума, засунула Лунатика. Выгребла всё из кухонного уголка, в котором рядом с пакетом кофе Андрей оставлял деньги. Этого должно было хватить на билеты и первое жильё. На вещи в чемодане я аккуратно положила Маяковского. Вспомнила, что клочок бумаги с продруидским адресом я спрятала в тетрадку, нашла его там и сунула в карман.

 С собой у меня был только паспорт. Аттестат остался в универе — надо было заполнять обходной лист, чтобы отчислиться официально. Я решила сейчас этим не заниматься. А документы на мою половину квартиры и свидетельство о рождении валялись на Патриотов. Нужно было их забрать. И, может, ещё какие-то полезные вещи.

Я запихала в рюкзак телефон, зарядку, кошелёк, бутылку с водой, выкатила чемодан в прихожую, обулась, застегнула пальто. Сходила за банкой с Лунатиком на кухню. И вдруг заметила, что в замке второй комнаты остался ключ. В спешке Андрей забыл его забрать.

Я огляделась, проверив ещё раз, точно ли одна дома, хотя это было так очевидно. И очень плавно, будто опасаясь, что кто-то услышит, приоткрыла дверь.  Даже Лунатика забыла поставить на пол — так и зашла внутрь в пальто и с черепашкой в руках. И я поняла, почему он не пускал меня. Комната была как из фильмов ужасов. На стене висела огромная, склеенная скотчем из распечаток карта с ярко-красными областями, с кучей каких-то пометок и пришпиленными портретами маленьких девочек. Наверное, он ловил маньяка. Но