— Пойдём, — он загадочно улыбнулся ещё раз и потянул меня за рукав.

Это было странно, потому что обычно он как ошпаренный боялся прикосновений.

Пока мы спускались во двор, я думала: неудивительно, что он заболел, если в середине ноября ходит по улице в такой тряпочке вместо пальто.

 — Куда мы идём? — спросила я на улице.

— В гараж, — ответил он.

Я решила, что там он хранит книги, не уместившиеся в квартире.

— Далеко?

На дворе стояла грудная ночь, похожая на тягостную народную песню. В ней, как пациенты психушки, метались полоумные снежинки. Жители района спешили домой, прячась под капюшонами и хлопавшими крыльями зонтов. Я не была расположена брести хрен знает куда в такой армагеддон. Мне ещё надо было заскочить за Лунатиком и чемоданом перед поездом.

— Здесь рядом.

Он шёл впереди, причём быстро — я еле успевала. Он только один раз оглянулся, остановившись, и посмотрел мне в глаза. Стало неуютно. Зачем?! Зачем я с ним пошла? Но не бросать же его посреди улицы.

Он привёл меня к гаражам. Мы подошли к одному из них. Он снял замок и жестом пригласил меня внутрь. 

29. Вот и разгадка 

Почему он сразу не подумал об этом? Ромбов шёл к машине быстрым шагом, почти бежал.

Странный человек, который работает с молодёжью, увлекается историей свастики, древними символами, рассказывает о друидах и чёрной магии… Сама судьба буквально толкала его к Зелёнкину. А он ничего не заметил — куда смотрел? Нет, просто у него не было достаточно данных. Только сейчас он узнал про кладбища. Откуда ему было взять это раньше? Или он просто окончательно помешался на этом деле? Может, он раздувает из мухи слона?

Нужно срочно встретиться с Зелёнкиным и прощупать почву. Или сразу вызвать на допрос? Позвонить следователю? Запросить постановление на обыск?

Решил вначале удостовериться. Несколько раз набрал домашний номер Зелёнкина, который помнил наизусть, как все когда-либо набранные номера, — короткие гудки. Поехать в Пед и попробовать застать его на работе или в газету, посмотреть публикации? Адрес достать несложно. Но в университете вряд ли знают про странное увлечение преподавателя, а вот в газете, где он писал на разные темы, могут. Именно поэтому Ромбов прихватил с собой тот экземпляр «Нижегородского Рабочего»,  с которого всё началось, — там были контакты.

Бет с готовностью тронулась с места. Снег медленно опускался на лобовое стекло. Ромбов позвонил в редакцию и предупредил о посещении, попросил подготовить подборку статей Зелёнкина.

Через двадцать минут он входил в небольшой, скудно обставленный офис на первом этаже жёлтого здания.

Его встретил зам главного редактора — усатый, лет сорока, в вязаном коричневом свитере с двумя рядами ёлочек:

— Вы быстро приехали… Посмотрите пока то, что есть. Я вам ещё принесу.

Они миновали несколько комнатушек. Все сотрудники заинтересованно проследили за траекторией движения оперативника. Усатый с ёлочками завёл Андрея в каморку, в которой умещались только стол, кресло и полки на стенах, заставленные книгами и папками. В маленькое окошко глядел послеобеденный день.

— Вам будет здесь удобно? — вежливо спросил его ёлочный провожатый. —  Это мой кабинет, вам никто тут не будет мешать. Свет, если что… — он показал на спрятанный за полкой выключатель.

На столе дожидалась стопка газет.

— Спасибо, — Ромбов кивнул.

Его взгляд уже приклеился к первому заголовку.

— Можно узнать, что случилось? — спросил зам.

— Пока неясно, — пробормотал Ромбов. — Зелёнкину ни в коем случае ничего не сообщать.

Ромбов заметил, как в коридор высунулись две девушки, — вся редакция сгорала от любопытства.

— Вы не помните, много ли было публикаций у него, связанных с кладбищами или символами смерти?

Зам задумался:

— Прилично. Он же считается в районе специалистом по некрополистике.  Он и каталоги составляет, и поисковой деятельностью занимается. Его выступать часто приглашают в музеи, школы…

— В первую очередь ищите такие материалы, но всё остальное тоже несите.

— Хорошо.

Зам мягко прикрыл дверь. Андрей набросился на верхний выпуск. Жадно долистал его до разворота со статьёй Зелёнкина. Там двадцатилетний Александр Невский сокрушал шведскую рать, освобождал Псков и топил ливонских рыцарей.  В другом выпуске Феодоровский монастырь закрывался по причине убожества и обнищания. Потом екатерининская, александровская и николаевская политика притесняла евреев. Потом была статья про некрологи, рассортированные по разным социальным группам. Потом про похоронные ритуалы в военное время, про участившиеся кражи «барских памятников» из-за отсутствия денег и соскребание с гранитных и мраморных плит прежних надписей для нанесения новых. Потом про историю городского герба, где путались олень, лось и коза. Потом об открытии Нагорного кладбища в 1986-м. Потом про историю борьбы с водянистыми почвами. И…

После короткого стука зам просочился в кладовку и шмякнул на стол ещё пачку газет. Андрей поднял глаза и заметил, что дневной свет, пролезающий через окошко, успел посереть. Снег за окном размяк и превратился в мелкий дождь.

В следующем выпуске Ромбов прочитал про историю русской народной куклы. Потом про первую перепись городского населения в XVII веке. Потом про татаро-монгольское нашествие. Потом про историю одного кладбища, другого кладбища…

В одном из выпусков за прошлый год было размещено обращение:  «Редакция “Нижегородского Рабочего” приносит извинения за публикацию серии статей Николая Ивановича Зелёнкина о тюркских обычаях, размещённой в рубрике очерков об истории Нижегородского края; они не имели целью оскорбить национальную честь, достоинство или религиозные чувства наших читателей».

Андрей поднял глаза и как будто наяву увидел пять могильных плит с портретами татар, которые были зарисованы трискелионами. Он кинулся искать усатого с ёлочками. Тот пил чай с девчонками-журналистками.

— Что это такое? — Ромбов почти что влепил газету в сонное лицо зама.

— А, это… в прошлом году был скандал. На ровном месте. Абсолютно.  Мы опубликовали очерк о татаро-монгольском нашествии. И там была строка о том, что татаро-монголы сжигали города, насиловали русских женщин, разоряли земли.  И потом ещё было несколько статей про захоронения, которые не понравились нескольким мусульманам — один из них даже подавал в суд на Зелёнкина.  Суд, естественно, не усмотрел никакого оскорбления национального достоинства.  Но мы вынуждены были заморозить его публикации, пока шум не улёгся.

— То есть он, скорее всего, злился на татар за то, что те оскорбили его своими обвинениями?

После риторического вопроса Ромбов вернулся в кабинет и запер дверь на ржавую щеколду.