– Запрет на вход в данное учреждение. Это как персона нон-гранта. Просто они вызовут полицию и покажут им протокол решения своей администрации. Ну а те заберут тебя в участок, – вмешалась Симона.

По щекам Кристины прокатились слезы. Она спешно начала вытирать лицо салфетками на столе. Ребята молча пили кофе, стараясь не расстраивать мысли девушки. Они уже все знали об истории Кристине с Робертом. Решать теперь только ей, Кристине. Ведь случай деликатный и юридически она никто в этой трагедии.

– Кристина, дни идут не в вашу пользу. Через пару дней его выпишут. Будь реалистом. Уже ничего не сделать, – печальными глазами посмотрел на нее Андрей.

– Я… я не верю в это. Я его не брошу. Должен быть выход. И я люблю этого человека.

– Но… Кристина, рано или поздно тебе надо с ним расстаться, – прозвучал настойчивый голос Симоны.

– Симона, с любимыми не расстаются. В них прорастают кровью…

Кристина встала, оставив на столе деньги, и убежала. Ей смотрели в след молодые люди с потрясенными лицами.

– Разве такое бывает, Андрей? – прошептала, все не приходя в себя, Симона.

– В жизни все бывает, поверь. Но такое бывает редко.

Кристина не могла остановить свой плач. Она долго сидела на берегу реки и наблюдала, как природа медленно готовится к зиме. Она не ожидала, что здесь тоже такая же теплая осень. В небе появились первые стаи перелетных птиц. «Полетели на юг. Наверное, через мою родину. Через Виа Понтика. Как я вам завидую, птицы. Мне бы тоже стать такой свободной и смотреть с высока, но не с завистью и обидой в сердце… Лететь в одной стае со своими верными друзьями. И быть при этом независимой… Роберт, милый, как же тебя мне не хватает. Как мне теперь прожить без тебя? Ты приручил меня к себе, а сам ушел в другие мира. Что тебе снится там, родной ты мой? Надеюсь, только приятное…» – Кристина с печальными мыслями зашагала вдоль реки.

Вскоре она снова появилась в здании больницы. Она теперь словно жила здесь. И никто ни в чем ее не мог упрекнуть. Она тут не только работала. Социальную службу она могла делать когда угодно. Ведь никто не против, что кто-то бесплатно убирается за больными. А она не только ухаживала за Робертом. Кристина к каждому коматозному пациенту относилась, как к родному. Кто-то из персонала, не понимая, ненавидел ее, некоторые очарованно восхищались ею. А самой девушке было уже все равно. Она воплощала миссию милосердия и считала это вполне нормальным явлением. Не все в мире измеряется количеством денег или другими материальными благами. Ей не приходилось даже задумываться над своими поступками. Зачем думать об этом, если твои дела – благие намерения. И неважно при этом быть религиозным. Достаточно быть простым милосердным человеком. В мире много таких. Их стараются не замечать. Почему? Потому что боятся их. Теперь действительно божественные люди и их поступки нас больше страшат и отталкивают. Мы верим только в «официально божественное», которое нам общество годами внушило. Все должно быть официально и публично – доброта, акты милосердия, помощь другим…

Любить человека теперь означает не просто любить, а любить за что-то. Нас интересует больше не сам человек, а что вокруг него происходит. Оболочка важнее стала, чем сама косточка. А ведь плодовита именно косточка…

Кристина начала убираться с самой первой палаты. Затем помогала медсестрам по уходу за больными. От хронического не высыпания у нее чуть постарело лицо, и она потеряла былое девичье обаяние. Но она цвела теперь изнутри. Ей было всегда о чем подумать, а главное, о чем поговорить с Робертом, когда она наконец оставалась с ним одна.

В ночные дежурства, когда все вокруг засыпало, кроме дежурной смены, Кристина садилась рядом с Робертом и начинала с ним разговаривать. Он шевелил своими глазами, но не мог смотреть в ее глаза.

Кристина ласкала руку Роберта, что было позволено делать так с каждым пациентов, и долго разговаривала с ним. Неважно, о чем, главное, говорить с таким пациентом. Она постоянно шептала ему слова любви и ласки между рассказами о том, что с ним случается сейчас в повседневной жизни. Воспоминания об их прошлом порою смешили Кристину, и она смеялась, гладя теперь его щеки.

– …И я сегодня сидела долго на набережной. У вас так много речных птиц. Они такие грациозные и не пуганные людьми. К ним можно даже приблизиться. Ты представляешь, Роберт? Я уже хотела босыми ногами к ним подойти. Но испугалась заболеть. Уже становится прохладно с каждым днем. Деревья желтеют… Все так красиво, боже. А, знаешь, что я еще сегодня видела? Мурмурацию… Ты знаешь, что это такое? Это когда соловьи перед тем, как улетать в теплые края, сбиваются в плотные, как облако, стаи. Они танцуют в небе, и облако это такие причудливые формы принимает. Лишь бы была фантазия у человека с чем-то это облако сравнить… Природа – такая божественная. Я раньше на многие вещи вокруг себя не обращала внимания… Роберт, я каждый день хожу в ваши церкви и молюсь за тебя. Они у вас красивые тоже. Я очень хочу, чтоб ты проснулся, милый… И мы вновь болтали с тобой, лежа вместе на нашей кровати до утра… Ты вспоминаешь наши дни, там в твоем мире?… Я так хотела бы оказаться с тобой, где ты сейчас есть. Наверное, мне об этом теперь надо молить Бога…» – Кристина шептала тихо, незаметно протирая свои слезы.

– Я на это больше не могу смотреть, – возмутилась Менди, наблюдая через монитор, что происходит в приватной палате.

Она встала с места и хотела уже выйти из сестринской, как дорогу ей преградил Андрей.

– Ты куда собралась,?а!

– Пойду, вытащу эту ненормальную из палаты.

– Ты этого не сделаешь!

– Почему ты так решил? – Менди змеиным взглядом посмотрела на Андрея.

– Потому что я тебе этого не позволю.

– Тогда я позвоню дежурному врачу. И еще скажу, что ты не тем занимаешься на работе.

– Звони, Менди. Рискни.

– А что?

– А то, что многие знают о твоих националистических взглядах. Ты знаешь, как руководство к этому относится. Ребята хотят на тебя донос написать. До сих пор я их останавливал. Ты меня понимаешь, о чем я?…

Менди вернулась на свое место и выключила свой монитор, чтобы лишний раз не раздражаться.

Время уже шло к рассвету. В палату Роберта вошел тихо Андрей и сел рядом с Кристиной. Та продолжала сидеть на пластиковом стуле. Она правой рукой