Утром он заплакал, сидя на кровати, он точно знал, что бабушки больше нет, а его способности долго не будут востребованы людьми, и надо ждать сигнала от Саргэ. Мальчик умел ждать.

Уже будучи взрослым, окончив политехнический институт, он получил направление в далекий сибирский городок и остался там на долгие годы. Саргэ пока не давала о себе знать, и он словно на время забыл о своем даре.

Этот случай с ним произошел однажды осенью. Он собирался лететь в очередную командировку в столицу, но только успел купить билет, как почувствовал, что вокруг него медленно сгущается воздух, набирает ярко-красный цвет, как сигнал светофора. Мужчина поменял билет на другой рейс и позже узнал, что у рейса, пассажиром которого он не стал, возникли серьезные проблемы, из-за неполадок с самолетом рейс на некоторое время отложили.

Ему казалось, что он чувствовал этих железных птиц, ощущал, как хороший летчик, дыхание мотора, и снова в очередной командировке в зале ожидания начал предчувствовать неладное. В этот раз он решил, что люди, ответственные за безопасность полета, должны воспользоваться его информацией. Авиакомпания была сибирской, он выяснил у кассира, где находится руководство, и ему повезло — здесь же, в аэропорту, подсказали, что среди пассажиров находится генеральный директор авиакомпании «Грин-авиа» Марк Бельстон. Он вычислил директора с ходу: дорогой костюм, надменный взгляд, словно издалека оценивающий стоимость того, что лежит у тебя в портфеле. Мужчина уточнил у проходящего стюарда:

— Извините, вон тот мужчина — господин Бельстон? — И, получив утвердительный ответ, принял решение.

Ему не понравился директор, но нынче было не до церемоний и симпатий, речь шла о жизни людей, и он обратился к Бельстону. Реакция его не удивила.

— Вы пьяны? — отшатнулся от него директор «Грин-авиа».

Мужчина повторил свою информацию и пошел на посадку.

Только так, когда он будет среди пассажиров, этот надменный директор что-то поймет. У него не было выбора. Но все пассажиры после полета останутся живы, это он тоже знал.

Саргэ говорила, что человек слаб, и слышит он тогда, когда с ним самим что-то происходит. А его, его задача быть тем самым лабиринтом разума, пройдя по которому слабый человек обретает силу.

Когда у самолета загорелся двигатель, Бельстон в мгновение ока оказался рядом с его креслом.

— Вы извините меня. Я решил, что вы сумасшедший. Извините, но так бывает, что ко мне обращаются люди не в своем уме.

— Это каждый человек может сказать про себя: не в своем уме.

— Это не про вас, извините. Как вы это делаете?

— Что делаю?

— Как вы узнали о неисправности самолета? Вы ведь не имеете отношения к технической службе конкурентов?

— Я ни к кому не имею отношения, только к самому себе.

— Только скажите, наш полет закончится без жертв?

— Это одному богу известно.

— Если вы знали, что загорится двигатель, почему сели в самолет? — недоумевал Бельстон.

— Мне надо было преодолеть и свою слабость, иначе как бы вы поверили мне.

— Я надеюсь, мы с вами продолжим общение, когда самолет приземлится. Ну, если все будет хорошо.

— Все должно быть хорошо. — Ему на мгновение показалось, что старая Саргэ возникла рядом с его креслом и тут же исчезла. Он успел увидеть, что она улыбается, а значит, он не подвел бабушку.

Его дальнейшее общение с Марком Бельстоном свелось к тому, что генеральный директор буквально вцепился в него — то ли от эйфории от несостоявшейся катастрофы, то ли от собственных эмоций.

— Я хочу предложить вам сотрудничество, — сразу объявил Бельстон. — Вы можете посмотреть все наши самолеты?

Конечно, он мог и самолеты посмотреть, и много что другое — его дар должен служить людям, он и так очень долго не предпринимал никаких действий, но вот поймет ли молодой и энергичный директор, что он не может одного — брать за это деньги?

— Как не можете брать деньги? — удивился Марк Бельстон. — Любой труд должен быть оплачен.

— Не положено, не получится.

— Кем не положено? У вас устаревшие представления о жизни.

Он согласился, потому что его представления были представлениями столетней Саргэ, именно в таком возрасте она ушла от него в мир иной и теперь наблюдает за своим любимцем.

— А как вы тогда сможете оказывать услуги? — недоумевал Бельстон.

Мужчина не стал отвечать, а только развел руками, мол, поживем — увидим.

За год работы с «Грин-авиа» он потратил немного энергии и душевных сил. Мужчина видел, как брат-близнец Бельстона удивленно и недоверчиво смотрел как на него, так и на его манипуляции.

— Вы что-то понимаете в техническом обслуживании самолета? — спросил Лев Бельстон.

— Нет, я в этом абсолютный профан, — ответил он. — Но давайте я, как каждый мастер, буду ставить подпись на осмотренном самолете, можно даже здесь, карандашом на крыле, — и он постучал по обшивке, — а вы проверите.

— Вы экстрасенс?

— Я никак не называю себя. Не знаю. Зовите, как вам удобно.

Мужчина постоял у самолета, постучал по фюзеляжу, прислушался, снова положил руки и замер, словно слушал сердце.

— Самолет не готов к полету. Нужна срочная техническая диагностика.

Он вытащил откуда-то карандаш и написал, не отрываясь.

«Летать нельзя. Атросим Иванов».

— Какая редкая у вас фамилия, — заметил Лев Бельстон. Он ведь не знал, что самая распространенная фамилия у эвенков — Иванов, и все дети в этой семье, включая самого последнего, Атросима, носили фамилию Иванов.

Рецидивист Охрин Василий Петрович по кличке Охра никак не вписывался в территорию «Грин-авиа» и самого Бельстона, но его пальчики были «сняты» аккурат с подоконника, почти напротив того самого кабинета, где напали на Бельстона. Дело Охрина перекочевало из архива на стол Аванесова, и тот начал совещание, основательно пролистав пухлую папочку. Оперативники переговаривались.

— Бывалый мужик, тертый! Как это он умудрился пальчики оставить? Наверное, был уверен, что не попадется.

— И на старуху бывает, сам знаешь…

Потожировые следы — один из наиболее распространенных объектов криминалистических исследований, и зачастую их обнаруживают при поиске следов пальцев рук в рамках дактилоскопической экспертизы. Следы на том или ином предмете, оставленные определенным лицом, имеют большое значение для изобличения преступника, так как устанавливается факт пребывания конкретного человека на месте преступления. Но если бы отпечатки Охрина были обнаружены прямо в кабинете Бельстона, тогда бы версия складывалась гладко, а так — только в коридоре. Поди докажи, что из коридора он завернул в кабинет и схватил в руки кочергу для удара!